— Ты его до сих любишь?
«Громкий» вопрос. Неудобный. Врать мне не хочется, а правда, правда ему не понравится.
Но, видимо, сегодня я смелее, чем обычно. Поэтому киваю. Вслух произнести боюсь, но показать телом могу.
— А меня? — прищуривается. — За все это время ты хотя бы раз чувствовала ко мне то, что чувствуешь к нему? Испытывала те же эмоции?
Молчу. Щеки уже исполосовали слезы.
— У нас просто, просто все было по-другому. Понимаешь? По-другому, — перехожу на шепот и всхлипываю.
Слишком много эмоций. Они меня душат, как слезы, которые спазмировали горло. Говорить вообще с трудом получается.
— Не понимаю, Арин.
Паша отступает. Шумно выдыхает, выдвигает ящик и достает оттуда пачку сигарет.
Наблюдаю за тем, как он щелкает зажигалкой. В нос почти сразу ударяет запах дыма. Мой желудок ежится от одного только вдоха.
— Ты куришь?
Впервые вижу его с сигаретой. Еще и лежат в его квартире. Хотя, возможно, они там и раньше были, я особо по шкафам здесь никогда не лазила.
— За пару месяцев до нашего знакомства бросил. Это так, на всякий случай здесь лежит. «Случай» наступил, — печально улыбается и снова выдыхает дым.
Кашляю, и Паша сразу открывает окно. Сигаретный дым вытягивает потоком ворвавшегося ветра, но запах, конечно, не исчезает.
Желудок бунтует. Тяжесть становится невыносимой и очень быстро трансформируется в тошноту.
— Я сейчас, — зажимаю рот ладонью и бегу в ванную.
Как только закрываю за собой дверь, падаю к унитазу на колени, выплевывая последствия наших с девчонками посиделок.
Стыд от происходящего догоняет мгновенно. Как я вообще до такого дошла?
Трясущимися руками открываю кран, чтобы умыться. Хорошо, что санузел тут смежный.
Смотрю в зеркало на свое заплаканное лицо. Взгляд мутный, глаза красные, щеки раздуло от слез. Я максимально ужасно выгляжу.
Завязываю волосы в пучок и, погасив свет, возвращаюсь на кухню. Пашка стоит у окна. В пальцах очередная сигарета.
Тяжеленный груз вины продолжает тянуть меня ко дну.
— Тебе звонили, — отзывается флегматично и смотрит на мой телефон, лежащий на столе.
Не уверена, что доставала его из сумки, хотя сейчас я вообще мало в чем уверена.
— Думал, отец твой, — стискивает зубы.
— Папа звонил? — хмурю брови и хватаю смартфон.
— Нет. Тимофей.
— Тим?
— Я ничего объяснить не успел. Он трубку бросил.
— Объяснить? Зачем ты вообще ответил?
Начинаю злиться. Вот сейчас, в эту минуту во мне плещется ярость.
— Что ты ему сказал?
— Что ты в ванной, о том, что тебе плохо…
