Уайт никогда не интересовался почками. Он оставался верен единственной страсти – с того момента, как, вскрыв череп лягушки, обнажил ткань мозга. В 1955 году он оставил клинику Бригама, чтобы писать диссертацию по неврологии в Университете Миннесоты, и одновременно стал научным сотрудником отделения физиологии в клинике Мэйо – то есть, по сути, у него были сразу две постоянные работы. Как хирургу, Уайту вновь пришлось постоянно иметь дело с травмами и ранами, теперь уже не с боевыми, а с последствиями неудавшихся самоубийств, автомобильных аварий и других трагических случаев. Как и почки, мозг, чтобы жить, должен получать кровь и кислород. Уайт умел остановить кровотечение, старался как мог восстановить повреждения, но каждая секунда выкашивала живые клетки мозговой ткани. Случалось, пациенты умирали. А иные выживали – биологически, – но оставались «овощами». Сколько именно этого драгоценного вещества можно потерять, задавался вопросом Уайт. Или, если вернуться к мрачным вопросам, которые вставали перед ним на войне, – без чего ты перестанешь быть собой?
Своего первого пациента Уайт потерял в клинике Мэйо. И потом потерял еще немало. Внутричерепные гематомы, кровоизлияния в мозг от лопнувших сосудов, уносили жизни после дорожных аварий. Рак пожирал здоровый мозг, оставляя людей парализованными или лишенными речи после хирургического вмешательства. Уайт не раз присутствовал у постели больного в тот момент, когда энцефалограмма переставала регистрировать мозговые волны, хотя у человека еще билось сердце и работали легкие. И мало-помалу в голове Уайта, пока он занимался больными, формировалась некая идея, продиктованная его пониманием долга, личным горем и католической верой. «Я не думаю, что душа находится в руке, в сердце или в почках, – напишет он позже, словно бы соединяя медицину с проповедью. – Я полагаю, что физическим вместилищем души служит мозговая ткань»[36]. Если он придумает, как уберечь этот ком серого вещества от распада, как поддерживать в нем жизнь, тогда он сможет уберечь самое святое.
Уайт спрашивал себя: а что, если Мюррей не довел мысль до конца? Что, если рецепт спасения жизней не в пересадке отдельных органов, а в замене их всех разом? «Жизнь драгоценна и хрупка, и за нее часто приходится сражаться», – скажет доктор Мюррей в 2004 году на Всемирных трансплантационных играх, где в олимпийских видах спорта состязаются спортсмены с пересаженными органами. Доктор Уайт, однако, не хотел пересаживать почки, сердца и легкие: он хотел пересаживать «личность» из разрушенного болезнью тела в новое, здоровое. Еще в аспирантуре он выбрал цель на всю жизнь: трансплантация мозга.
