Не буду более распространяться. Скажу только, что следствием моих посещений было то, что масса женщин, самых несчастных, осаждали наш дом. Я ходила не только в «исправительный дом», но также в больницу и в порт. Все эти бедные женщины были благодарны за всякое маленькое участие, за самую ничтожную помощь. Число их росло, и мне надо было предпринять что-нибудь для оказания им. постоянной поддержки. В Ливерпуле не существовало в то время никаких благотворительных учреждений, которые занимались бы этими отверженными. Существовало, правда, католическое убежище «Добрый Пастырь», расположенное в некотором расстоянии от города, но это был исправительный дом старинного типа, носивший скорее характер тюрьмы. Затем было еще одно убежище, меньше предыдущего. И, наконец, «Home», недавно открытый госпожой Круппер. Ошибочно думать, что мои друзья из мастерской рабочего дома охотно искали приюта в подобных учреждениях. Многие из них, особенно ирландки, гордились своей добродетелью, и действительно, они имели на это право, особенно если принять в расчет то обстоятельство, что они большей частью были из плохой среды, затем страшно мало зарабатывали продажей песка на улицах или же торговлей бракованным товаром в самых бедных кварталах города. Они обыкновенно ходили босиком и с непокрытой головой. Женщины из Ланкашира отличаются силой и смелостью. Те из них, которых присылали в исправительный дом для отбытия наказания, были обыкновенно осуждены за нанесение оскорблений и побоев, за воровство, за пьянство. Между ними можно было бы найти деятельных работниц для какого-либо полезного дела. Те же, которые родились от родителей-преступников или алкоголиков, были существа совершенно непригодные, но сами по себе не вполне ответственные; несчастные, чахлые растения, без сил, без жизненной энергии, без каких бы то ни было нравственных понятий, просто человеческие руины. С этими женщинами было почти невозможно прийти к каким-нибудь результатам.
Одна из моих сестер, госпожа Мейеркоффер, осталась вдовой. Она приехала в Ливерпуль повидаться с нами. Вопреки своему слабому здоровью, она смело взялась помогать нам. Мы поместили у себя в мансарде и в сутерренах довольно значительное число девушек, совершенно покинутых и полных желания начать новую жизнь. Это оказалось в конце концов очень неудобно, и мы решили нанять дом по соседству. Не было сомнения в том, что дом наполнится несчастными, одинокими девушками. Мы надеялись найти средства для содержания его. Этот «Дом Отдохновения» просуществовал несколько лет и был затем преобразован в приют для неизлечимых, субсидируемый городом. Туда впоследствии перевели женщин с неизлечимыми болезнями, которых трудно было лечить у нас на дому и нельзя было долго оставлять в больницах, где они должны были уступать место другим.
