Сибирь как колония | страница 30
Склонность к смешению и слитию русских в Сибири обнаруживается, по нашим наблюдениям, наиболее и совершается легче с финскими племенами и тюркскими, причем с новокрещенными из язычества более чем с переходящими из магометанства, которых число очень невелико. Скрещивание и полное смешение целых волостей, как и вырождение инородцев замечается среди вогулов, алтайских черновых татар в Кузнецком, Бийском и Барнаульском округах, где находится совершенно выродившаяся кумышская инородная управа.
Помеси с киргизами, монголами, тунгузами и т. п. также попадаются, но составляют менее обычное явление.
Определить в точности все физиологические, психические, как и культурные метаморфозы русского населения, совершающиеся в различных местностях на нашем Востоке, точно так же, как и выяснить законы метисации, предстоит, без сомнения, дальнейшим этнографическим изысканиям, но и собранные уже ныне данные дают некоторый материал для некоторых социологических выводов. Первое, к чему можно прийти, — это к тому, что если русские, в силу своего расового и культурного превосходства, наконец, в роли завоевателей, хотя и повлияли на инородцев поднятием их расы при помощи метисации, передачей им своей культуры, языка, некоторым нравственным и умственным влиянием, то в то же время не могли и сами перенести подобного влияния без потери своих расовых черт и без изменения в своем типе, физиологическом складе, способностях и даже бытовых и культурных чертах. Понижение и отступление это было временами в такой степени сильно, что уподобило их совершенно инородцам. Мы видим, что смешение, как и бытовое сожительство нашего населения на Востоке с инородцами отразилось не одним физиологическим изменением, как следствием метисации, но и выразилось в духовном и нравственном родстве с азиатскими племенами, в перемене воззрений, нравов и образа жизни. Из приведенных примеров видно, что в общем русские переходят к полигамии, к инородческим воззрениям на женщину, они воспринимают фетишизм, антропоморфизм, шаманизм и идолопоклонство, усвояют предрассудки, приметы и суеверия инородцев, изменяют одежду, переходят к образу жизни и промыслам инородцев, наконец, забывают русский язык и воспринимают инородческий. Все эти явления одичания нашего населения уже теперь дают себя чувствовать. Постоянное заимствование от инородцев входит в обычай вообще русского населения за Уралом и влияет на весь его склад. Многое незаметно вошло в нравы, иное смешалось с предрассудками, с мифологией и демонологией русской, третье находится в сыром виде и путается с русскими обычаями, как часто полуазиатский костюм с русской рубахой. А это дает нам повод заключить, что расовая устойчивость русских на Востоке далеко не так прочна, как предполагалось, что русские во многих случаях склонны были скорее подчиняться инородцам, чем над ними господствовать, и что они более заимствовали от инородцев, чем передали им. Все это наводит на вопросы: надо ли считать наше слитие и метисацию с инородцами при настоящих условиях выгодными для русской национальности? Что будет, если на таких же условиях она будет продолжаться в будущем? И каковы должны быть предприняты меры, чтобы избавиться от тех невыгодных последствий, которые ныне обнаруживаются? Подобные вопросы имеют тем более жизненное значение в нашей истории, что метисация с инородцами на Востоке далеко не представляет явления отжившего, законченного; она только еще начинается, и дальнейший процесс ее развития угрожает в будущем охватить русское население на всем Востоке. В самом деле, мы видим на Востоке русское население среди значительного количества инородцев, стоящего перед ним стеной. Население это еще нетронутое, сближение с которым не проникло еще внутрь, все эти народности верны своему языку, национальности и полудикому образу жизни. Более развивающиеся сношения, самое просвещение инородцев и обращение между русскими должно повести в будущем непременно к усилению метисации и взаимного влияния. Взглянем же на контингент русских на Востоке, который должен одержать верх в своей национальности.