Скажете, какой с муравьев спрос? Ну а как же… Почему, например, так споро работал паук, пеленавший муху? Почему так восхищался мудростью инстинкта сфексов, аммофил, каликургов и других шестиногих Жан-Анри Фабр? Инстинкт — своеобразный «ум», и он великолепно работает у многих представителей этого многочисленного «народа». Так почему же, почему же так бестолковы те, о потрясающей организации которых ходят легенды? Но может быть, первое впечатление обманчиво?
Однако, чем больше я смотрел, тем, увы, все больше и больше уважение к их многообразной, сложной работе сменялось печальным раздумьем.
Самое потрясающее было то, что они сплошь да рядом явно мешали друг другу. Иной раз какой-нибудь бестолковый колготной тип, тупо мчащийся неизвестно куда, походя задевал своего натужившегося собрата, волочащего в гору бревно, и собрат, потерявший равновесие, летел вместе с бревном под откос, а нахал, сделав свое черное дело, даже и не оборачивался. Ни раскаяния, ни попытки загладить свою вину! Но может быть, у этого грубияна какое-нибудь важное дело? Ничуть не бывало! Пробежав несколько шагов, он принялся помогать какой-то группе, волочащей длинную, задевающую за траву былинку, не помог толком, бросил, опять сломя голову побежал куда-то, причем прямо по головам своих сородичей. Ну и тип! Ни дать ни взять бестолковый, однако же мнящий себя совершенно необходимым начальник…
И да. Инстинкт. He ум, а инстинкт, это, конечно, понятно. Чего же требовать? И все же не мог я смотреть спокойно, раздражило меня что-то в этой нескладной, суматошной работе.
Тут вспомнил я, что даже сам Жан-Анри Фабр, так беззаветно, так заинтересованно и внимательно изучавший мир шестиногих, не любил муравьев. Ему претило их «буржуазное» накопительство, скопидомство, их безоглядная преданность лишь одной низменной страсти — вдоволь поесть… Вот-вот. Именно! Тупые инстинктивные движения, конвейерная, механическая работа ради одного только хлеба насущного — никакого полета!
Разумеется, я преувеличиваю. Разумеется, нельзя мерить насекомых, этих маленьких существ, руководствующихся в своей жизни не разумом, а инстинктом, нашими человеческими мерками. И все же…
«Ну и что же дальше? — думал я с печалью. — Ну построят они свой „мегалополис“, а дальше что? Ведь, и построив его, эти туповатые работники живого конвейера, судя по всему, и не подумают попросту наслаждаться жизнью. Их толстая бескрылая самка, помещенная в центр кучи, в темницу, будет без конца, как машина, и дальше производить яйца (триста — четыреста яиц в день!), а из них потом выведутся новые тысячи рабочих существ, которые будут или же беззаветно трудиться всю жизнь, или завоевывать новые территории, чтобы строить на них свои многоэтажные кучи. И это все?»
