Книга о счастье и несчастьях | страница 74
Черная неделя в институте. Сделал три операции — двое умерло. И еще у других три смерти. И еще лежат на искусственном дыхании три человека.
Несчастья продолжаются: умерли двое из троих, что оставались на искусственной вентиляции.
Разве это работа?
Гнать директора! Еще Сталин сказал: «Нет плохих работников, есть плохие руководители».
Была бы кандидатура, сейчас бы уступил место.
Мои личные результаты удовлетворительные. Если бы не боялся свалиться, оперировал бы больше, доказывал бы. Но пульс 35–40, на второй этаж поднимаюсь с трудом. Масса миокарда примерно в полтора раза больше нормы. От стимулятора пока воздержусь, хотя его (импортный) обещают привезти.
Вчера навестил Авенира Смирнова, старого приятеля. Ему 88, согнулся и еле двигается. Глухой. Всю жизнь занимался физкультурой, и не спасло. Однако голова — в порядке.
Ремонт идет полным ходом. Это — единственное удовлетворение.
В понедельник был День Конституции. По этому поводу в субботу (рабочий день) на конференции говорил «речь». Попросил секретарь.
О Конституции и о правах. Хорошо помню сталинскую конституцию 37-го года. Тогда исчезли «лишенцы» — так называли представителей враждебных классов, лишенных права голоса. Классовая борьба, однако, будто бы даже усилилась, поэтому шли массовые аресты «врагов народа».
Помню только, что выдвинули в Верховный Совет на большом митинге секретаря обкома Конторина. При этом Сталину хлопали стоя минут по двадцать, несколько раз. А через три дня жена Конторина, наша студентка, уже в слезах: мужа арестовали. И уже круг пустоты вокруг нее. В Архангельске, правда, арестов было сравнительно мало, не то что на Украине.
Аля в 38-м работала фельдшером в тюремном медпункте и сведения приносила. Те еще сведения! Но оставим. Сейчас власти хотят вычеркнуть это время из памяти, думают, что народ забудет. А по мне, так нужно все открыть, без этого нет гарантии, что не повторится.
За нынешнюю Конституцию я тоже голосовал, когда был депутатом. Факт не столь важный, так как все голосования были единогласны (абсолютно), за все 17 лет депутатства.
До директорства я ни разу не выступал на политические темы, имени вождей не упоминал, а теперь приходится. Должен сказать, что делаю это без насилия над совестью: говорю то, в чем убежден, а то, что не нравится — молчу. Увы! — ограничение свобод. Это противно, но привыкли к «осознанной необходимости». Жизнь — человека и общества — всегда компромисс.