Книга о счастье и несчастьях | страница 67

После этого я гуляю с ней только по избитым дорогам. Боюсь. Родное существо.

По поводу алкоголика Н. было собрание отделения. Постановили: «Просить директора не увольнять, но наказать». Отчитал его и объявил, что на четыре месяца понижу до младшего научного сотрудника. Если еще раз провинится — уволю.

Тоскливо. Целый день небо белое, как простыня, и капает дождь. Уже неделю не бегаю, а хожу по асфальтированной дорожке на своем участке взад-вперед… Выполняю три километра. Скучное дело.

(Не скули, Амосов. «Заседание продолжается…» Необходимо продолжать.)

Неделя прошла средне. Писал воспоминания.

Говорил с министром по телефону. Он напомнил, чтобы давали заявки на капитальный ремонт — на миллион, который он обещал в 87-м году. Я отказался: сами ремонтируем. Пригласил посмотреть, когда закончим, и дать деньги на премирование. Обещал.

Дело с ремонтом оказалось даже увлекательным. Каждую пятницу обсуждаем результаты, все живо интересуются.

Все лето следил за Горбачевым. Никогда наши вожди так не общались с народом, как он. Атмосфера в стране меняется: гласность!

Посмотрим, что будет дальше. Ростки демократии пробивались уже однажды, при Хрущеве, но быстро увяли.

Проснулся в пять утра. Не смог уснуть, зажег свет и три часа читал Бёлля «Групповой портрет с дамой». Идет дождь. Рассвело только с восьми.

Отличная западная проза, отличного мастера, с отличными человеческими идеями (так и просится «гуманиста», но уже нет содержания в этом слове). Так же прошлый год читал «Местную анестезию» Гюнтера Грасса. Бедные, несчастные писатели! Политика и наука, жестокость и ложь, занесенный над миром атомный топор… Бесконечно противоречивый человек, человечество, несущееся в никуда…

Неуютно таким людям между жерновами истории. (Не нужно красивостей, Амосов!) Так было Достоевскому, Чехову сто лет назад. Талант заставляет их писать, и чувствительные читатели плачут вместе с ними: «Что делать?», «Где выход?»

Яша Бендет едет в Вильнюс на конференцию, попросил разрешения проконсультировать мои данные по сердцу с Ю. Ю. Бредикисом — авторитетом по стимуляторам. Не хотелось разрешать, боюсь попасть в плен к врачам. Но благоразумие требует…

Снова стал бегать: по 50 метров пробежки, с отдыхами…

Генрих Бёлль в этом году умер. Кончились его страсти за человечество. Будто их не было. Нет, остались, как остался на веку Достоевский, монетки в копилку совести человечества.