Директорские дела: приходил тесть нашего доктора Ш. (пожилой, с планками участника боев). Жаловался, что бросил дочь с ребенком, платит 17 рублей алиментов и еще отсуживает комнату. Будто бы это уже второй его заход: брак, ребенок, развод. Больше всего в этой истории меня возмутили претензии на комнату. Вот подлец! Если уж случаются неудачи с женами, забирай чемодан и уходи. Аморальных типов нельзя допускать в хирургию. «Горячее сердце, холодная голова и чистые руки» — выражение про хирургов, уже ставшее банальным. Сердце, голова — желательно, но руки, в смысле честности, — непременно.
Трудности с общественной работой: не ходит народ на «мероприятия». Миша Атаманюк без конца взывает к заведующим отделениями, чтобы обеспечили явку. С него райком требует. У нас триста комсомольцев, а на собрание, посвященное апрельскому Пленуму, пришло только тридцать.
ДНЕВНИК
22 июня. Суббота, 11.30
Годовщина начала войны. По времени — еще не говорил Молотов, и было воскресенье, чудесный летний день.
Сегодня тоже хорошо. Сидел во дворе на своей красной скамейке. Светит солнце, дует теплый ветер, запах леса после дождя, «розы красные цветут, гордо и неторопливо», пичуга повторяет — «чи-ци», — «чи-ци»… Голова Чари лежит на моей голой стопе… «И тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения…»
Нет, наверное, не так барахтается, как у Маяковского, — очень разница большая. Какие могли быть заботы у молодого поэта («Что может хотеться такой глыбе?»). А тут постоянно, ежедневно, реальные смерти и изредка радости воскресения из мертвых.
Каждая драма оставляет царапины на сердце. Вчера получил письмо от матери умершего после операции ребенка, с тетрадой Фалло (не мой). Не может примириться с потерей. Умер от мозговых осложнений. Писала хирургу. Тот ответил: «К сожалению, бывают случаи…» Для нее этот случай — «единственный и непереносимый». Какой-то идиот из ассистентов сказал матери сразу после операции: «Главное сделано, теперь будет все в порядке». Она подозревает халатность. Что я ей отвечу? Халатности не было, почти уверен, но мальчик все равно не должен был умирать. Все во мне восстает против этих смертей.
Никак не могу выйти из круга мыслей о работе. После двух операций в четверг — это шесть часов — еще читал лекцию против алкоголя на одном большом заводе. Сам напросился — «для рабочих» (их 2 тысячи числится). Полный зал, около пятисот человек. «Поднимите руки рабочие мужчины!» Поднялись две руки. Пришли одни интеллигенты и женщины.
