В подвале тепло, хотя и несколько влажно. Массивные опоры из рыжего кирпича — как и всё вокруг — устремляются к потолку. Под ногами скрипят доски. Попадаются вентили, какие-то ручки и рукоятки, огромный, мерно гудящий котёл. Шебуршатся мыши. Звякает от неосторожного движения ведро; там плещется натёкшая откуда-то вода.
Влад идёт дальше, периодически щёлкая зажигалкой. Вот и дальняя стенка… нет, ещё одна дверь, слегка приоткрытая.
Похоже на жилое помещение. Сравнительно небольшое, но сухое и тёплое, с выключателем на одной стене, черенком от лопаты и лысой метлой в углу. Со старым советским телевизором, повёрнутым экраном к стенке; с зарешёченным окошком под потолком, в которое был виден только снег. С кипой пожелтевших газет, которую венчала алюминиевая кружка. Видно, какой-то дворник облюбовывал эту каморку для собственных нехитрых нужд лет двадцать назад, да так и забросил. Кто знает, для чего этот телевизор?
Лампочка перегорела, так что пришлось возвращаться в парадную и заимствовать источник света оттуда. По трубам катилась с неповторимо приятным звуком вода.
Возле одной из таких труб в каморке Влад и расположился, вытащив предварительно из карманов сигареты, чтобы не помялись, ножницы, чтобы на них не наколоться, карандаш, две гелевых ручки и мятый блокнот, набор иголок, почти смыленный кусок мыла, кусок парчи и два куска льна, напоминающих носовые платки, и один настоящий носовой платок.
Он робко разложил всё это вокруг себя, словно пришёл в гости, но подсознание уже нашёптывало, что он задержится здесь несколько дольше.
Той ночью Влад приготовился к долгому бодрствованию: уставил в сторону крохотного окошка взгляд, готовясь уже ловить сквозь снежную пробку первые лучи рассвета. В голове бродили призраки вечернего скандала — он выдавил его, Влада, из дома, словно зубную пасту из тюбика. Никто не пытался его остановить — отец гремел дверьми, гремел стульями, оглушительно шлёпал тараканов, кажется, даже причиндалы у него в штанах заходились грохотом от возмущения. Матери как будто бы вообще не существовало. Как, впрочем, и всегда, когда дома накалялась обстановка.
Но сон неожиданно нашёл Влада — по сливным трубам он спустился к пареньку и деликатно постучался к нему в уши. Влад его впустил: ему так не хватало сейчас деликатности и покоя.
Это место стало его первой мастерской. Конечно, Влад не ушёл из дома так сразу и бесповоротно. Он, как брошенный кем-то речной голыш, ещё несколько раз подпрыгнул, срикошетив о водную гладь, прежде чем утонуть в самостоятельной жизни. Но в конце концов всегда возвращался в этот подвал. Будто наркоман, прикладывающий к лицу пропитанную эфиром тряпочку, Влад поворачивал огромный ржавый вентиль, веруя, что делает таким образом мир вокруг себя теплее, и вдыхал запах подземелий.
