В комнате стояла духота перегретого переулка: пыли, кровельного железа и оконной замазки. «Может, это и не девчонка, а женщина…»
Исида изображалась в виде женщины с коровьими рогами.
Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться за деньги чужестранцу.
Об обычаях массагетов нужно сказать вот что. Каждый, из них берет в жены одну женщину, но живут они с этими женщинами сообща.
«Где я слышал о таком же обычае? Совсем недавно, позавчера, у Неймана или у кого? О современном обычае».
Землечерпалка-разум опять включилась, разрушались старинные пергаменты, рвались строчки, но не до конца, потому что уже всплыло нечто, что он смог увидеть просто глазами:
Там, в пещере, он нашел некое существо смешанной природы — полудеву-полузмею. Верхняя часть туловища от ягодиц у нее была женской, а нижняя — змеиной.
И еще одна женщина всплыла как живая, близко, различимо до блеска золотых нитей вышивки:
На ней было красное платье, а на платье богатые украшения. Сверху на ней была пурпурная накидка, донизу отороченная кружевом. Волосы падали ей на грудь, и они были густые и красивые.
Он словно чувствовал сухой электрический запах этих волос, которые покрывали ему все лицо. У них был привкус морской соли и солнца. Он закрыл глаза и стал слушать.
— Есть у меня для тебя работа, — сказала она и дала ему в руки оружие. — Поезжай-ка на Раудаскридур, там ты встретишь Сварта.
— Что я должен с ним делать? — спросил он.
— Ты еще спрашиваешь, — сказала она, — злодей ты этакий! Ты должен убить его.
«Это может случиться и сейчас, ничего удивительного, это может случиться со мной…»
Гудрун велела поднять доски, которые покрывали пол церкви там, где она привыкла стоять на коленях во время молитвы. Она велела разрыть там землю. Там были найдены кости, они были черные и страшные. Там нашли также нагрудное украшение и большой колдовской жезл. Из этого заключили, что там была погребена какая-то колдунья.
Аще жена будеть чародеиница, или наузница, или Волхова, или зеленница… муж, доличив, казнить ю…
«Может быть, историю делали не только злые, но и добрые?»
Эта мысль показалась постыдно ребяческой рядом с монолитом «Политэкономии», который равнодушно обтекала серая река. Монолит торчал, как гранитный бык разрушенного моста. Теперь осталось только солнце на раскаленном подоконнике, и все мысли — свои и чужие — расплавились.
В лето 6738… в Киеве всем зрящим бысть солнце месяцем, и яви-шася обапол его столпи червлены, и зелены, и сини; таже сниде огнь с небесе, аки облак велик над ручаи Лыбеди, а людям отчаявшимся живота и прощающимся, мняще кончину.
