А случилось, коротко говоря, следующее. Как только Владимир Глебович ощутил эту неустойчивость, как будто весь лес пополз от него куда-то в сторону и, вздрогнув, застыл, готовый разорваться, словно от невидимого, но огромного напряжения, в самом Майкове что-то вздрогнуло, повернулось, и полотно ничего не значащих фигур: треугольников, квадратов, так напомнившее чем-то лесные чащи, но явившееся откуда-то из глубины его сознания, также чуть вздрогнуло, напряглось, подалось, словно в сети его попало какое-то живое трепещущее существо, и сам Владимир Глебович ощутил чуть заметный, но все же ясный толчок, после которого он как-то иначе ощутил весь мир: те огромные лесные пространства, которые окружали его, расширились, и он всем существом своим ощутил перемену. Словно это уже был не он, Владимир Глебович, который шел только что по заснеженной дороге, а уже несколько иной человек. Что-то переломилось в нем, он даже на минуту забыл, зачем он в лесу и куда держит путь, и сам лес дрогнул, будто стал светлее, расширился, и все деревья тоже как бы выгнулись в изогнувшемся вдруг пространстве, и само пространство стало ощутимее, просторнее и все предметы будто оперлись на него; лес повис в нем, завибрировал и зазвенел, казалось, откликаясь на перемену, произошедшую в Майкове. Майков и сам не знал, что же произошло с ним, он просто увидел перемену. И чем дальше, тем больше он убеждался, что в нем что-то выросло, быть может, это он сам вырос в себе и тем самым что-то поломал и поэтому все окружающее: и предметы, и люди — стали казаться ему несколько иными, словно и с ними что-то произошло, хотя, вероятнее всего, с ними-то ничего не произошло, а случилось только с ним — Майковым.
Он посмотрел в глаза Екатерине Ивановне, и, странное дело, взгляд ее глаз, смотревших в его, только-только упал на его лицо, как он почувствовал, будто тихим веером коснулись его лица и в этом веере он ухватил то же загадочное полотно, которое только что возникло в нем и вздулось, и пошло расширяться, захватывая внутри его, майковской души, все новые и новые просторы, рождая в нем какого-то нового, неведомого еще ему самому человека.
— Что с вами? — спросила спутница.
— Мне хорошо, — сказал он.
— Вы вздрогнули и лицо у вас стало другое.
— Ничего, ничего, — сказал он, — не обращайте внимания. Так со мной бывает. — Он посмотрел на нее и улыбнулся ей своей странной, чем-то беспомощной улыбкой. — Вы устали?
