Но полно об этом. Об этом будет сказано в своем месте. Вернемся к моему герою.
Вся жизнь его была исканием во имя этих проклятых вопросов. По сути больше в ней и не было ничего. Хотя было еще творчество. Мой герой был художником, и необыкновенным. Видимо, на эту необычность и натолкнуло его новое сознание.
Он извлек из небытия, из неизвестности новую жизнь.
Она пришла в него, и он был уверен, что она также придет и в других людей, что что-то вздрогнет в них, что-то шелохнется, что-то расширится, и они все до единого человека увидят то, что узнал и увидел он сам. Новую правду, новую истину.
Он грезил этой новой, невиданной, открывшейся ему жизнью, он предвидел ее уже в подробностях, он без устали говорил о ней, как о спасении, как о единственно возможном исходе для человека. Он искал образ этой жизни. Ибо во многом жизнь есть поиск образа ее.
Он был художником.
Он был строителем сверхнового мира.
И еще — он был философом, хотя сам, скорее всего, и не подозревал об этом.
Он часто говорил мне, что в его сознании растет какая-то невиданная структура, он даже называл ее иногда вселенной. Тут надо отметить одну его странность: он часто, особенно в последние годы жизни, не видел разницы между большим и малым. Между Вселенной и частью его Я. Он говорил о своей вселенной, которая есть в нем и которая позволяет по новому «принимать» мир, которая дает шанс видеть то, что не видит еще никто, и еще он говорил, что, возможно, он — первый плод новейшего шага бытия. Что он — эксперимент. Откуда была в нем эта уверенность — уму непостижимо.
Он был художником. Он был исследователем, хотя не любил и не признавал науки, считая, что скоро она отомрет, уступив место новым типам сознания.
Он был одинок и всю жизнь свою хотел избавиться от своего одиночества, потому что любил, мучительно любил людей, но не мог перейти границу между собой и ими.
Он был новым человеком. Он нес новое время. Сейчас я убежден в этом.
Я помню все свои встречи с ним, все наши бессонные разговоры и споры, я помню все его рассказы о себе.
Я помню его глаза и улыбку. Улыбку большого ребенка. Я вижу перед собой его пленительные картины.
И сейчас, когда его не стало, мне кажется, что я потерял частицу самого себя.
Потому что совершенно неожиданно я увидел где-то на самом дне своего разбуженного его душой Я то же, что он увидел в себе. Я понял, что у нас с ним есть одна общая точка соприкосновения. Что, по большому счету, мы с ним одно целое.
