Кашель не унимался. Нина пришла с подносом, я отпил кофе.
– А комнаты для некурящих у вас нет? – спросил я.
– Вы здесь первый некурящий, – улыбнулась Нина, расставляя передо мной тарелку с поджаренным хлебом и омлет.
– И давно вы здесь работаете? – схватился я за последнюю ниточку ускользавшего разговора.
– Так уже около шести лет, – сказала она и скрылась в дыму между этими громилами.
Шесть лет! Я тут шесть минут – и уже не знаю, куда себя деть.
Вскоре она вновь появилась с подносом, направляясь к другому столику. На меня Нина даже не взглянула.
Вот и все? Весь разговор? И что мне делать, дожидаться ее на улице, пока смена не закончится? А если она сутки работает. О том, чтобы торчать около этой кафешки всю ночь, я и думать не мог.
Да уж, наверное, в этом министерстве точно ошиблись, назначив меня на эту должность. С такой ролью хорошо бы справился какой-нибудь красавец мексиканской наружности, какой-нибудь Густаво или Лижейру, с черными глазами и такой же щетиной, с атлетической фигурой и сильными руками. Я посмотрел на свои руки, кисти у меня были тонкие, будто женские, а щетина, не говоря уж о бороде, совсем не росла. Я не имел никакого мужского обаяния, я вообще ничего мужского в своей внешности не имел. И как она должна была заметить меня? Не заказывать же мне этот отвратный кофе еще раз. Второй чашки я не вынесу, да и назвать эти помои кофе язык не поворачивается, на нем, кстати, до сих пор остались нерастворимые крупинки этого пойла. Сколько же зарабатывают эти работяги, что вынуждены пить вот это все?
Нина ходила туда и обратно, приносила закуски, уносила стаканы, приносила новые. Я смотрел на нее не отрывая глаз, она сейчас обернется, а я ей улыбнусь или подмигну.
Подмигнешь, не смеши меня.
Да уж, и правда смешно. Как-то в школе я подмигнул одной девчонке, она подумала, что у меня нервный тик. Впредь я и не пытался заигрывать. Не стоило пугать собой людей.
Звук разбитого стекла вернул меня на землю. Какой-то мужик швырнул кружку об стену, оставив на ней кофейную кляксу.
– Что за муть ты мне дала? – схватил он Нину за руку. – Это, по-твоему, кофе? Я проработал всю ночь, и мне еще днем пахать, налей мне настоящего черного, но сначала вылижи это! – указал он на облитую стену.
– Я сейчас все уберу, – тихо сказала Нина, пытаясь высвободиться из лап этого животного.
Все молчали. Какого черта все молчат? Ну, скажите же что-нибудь. Надо же что-то сказать!
– Эй, отпусти девушку! – сказал я.
