Течение послеоперационного период было тяжелейшим. Недели две Темирханов провёл в реанимации, получая самые невероятные комбинации самых остродефицитных антибиотиков и свехмощную инфузионную терапию. Дважды его брали на перитонеальный лаваж – снятие швов под наркозом и санация брюшной полости под контролем глаза. Кровь, плазму и альбумин лили литрами. Началась двустороняя пневмония, но «почки тянули» исправно.
Конечно, если бы не бдительный Иван Николаевич, у этого несчастного не было бы ни малейшего шанса.
Открытием для меня стало и отношение коллег к случившемуся. Обычно любая погрешность в хирургической работе, как, например, неправильный диагноз или ошибочная тактика ведения пациента – пусть даже всё закончилось хорошо – сразу же, по горячим следам разбиралась в отделении на общем собрании – как положено, с взаимными обвинениями, горячими спорами, соответствующими «оргвыводами». Здесь же случай ятрогенно запущенного калового перитонита ни у кого не вызвал ни малейшего интереса! Те хирурги, что дежурили как раз перед нами с Иваном Николаевичем, даже плечами не пожали и бровями не повели. Ни Иван Николаевич, ни Малинин ничего им так и не сказали, даже «пары ласковых» в уголке. Никакой общехирургической конференции по поводу Темирханова и не думало созываться.
Я всё ждал, что хотя бы появятся его родители, как в случае с Тюриным. Но никто не появился – скорее всего, те в своём ауле ничего и не знали. Сам Темирханов сообщить не успел, да и не имел возможности – там же все письма перлюстрировались, а по «межгороду» звонить можно было только с почтамта. Командование либо не спешило им сообщать, либо всё случившееся засекретило.
Выполнял воинский долг- и точка!!!
Так что всем можно было расслабиться!
Я думал, что сильнее дистрофии, чем у Тюрина, мне уже не увидеть, но у Темирханова была такая кахексия, что куда там Тюрину. Он усох раза в два, и в конце концов дал эвентерацию сразу после снятия швов. Его зашили и забрали от нас в окружной госпиталь в Ташкент. Стоику всё равно светила судимость, теперь плюсовалась ещё и статья за членовредительство…
Только тогда до меня дошло, как дальновидно я поступил, поступив именно в мединститут! Ведь попади я в Армию, раз плюнуть было оказаться в ситуации Тюрина или Темирханова. Это ведь не были какие-то особенные ситуации, просто оба парня восстали против запредельной несправедливости, не имеющей ничего общего с «невзгодами и тяготами»– и чем у них закончилось? Не помог ни Закон, ни обращение к медицине. Ничто вообще не могло помочь.
