"Поражения сердца при сывороточной болезни могут протекать по типу коронарита с транзиторными изменениями ЭКГ ишемического характера, возможны аритмии. Наряду с гипоперфузией сосудов легких не исключаются астмаподобные проявления и формирование легочной недостаточности."
>http://www.ifp.kiev.ua/doc/journals/aa/16/pdf16-1/66.pd
Одно время я работал на 1.0 ставки врачом-травматологом-ортопедом поликлиники в Шишкино Московской области. Поскольку на 1.0 ставки есть нечего, а на 2.0 – некогда, я взял до 0.5 ставки дежурств по стационару. Помимо травматолога, дежурили анестезиолог, хирург, терапевт, акушер-гинеколог и педиатр.
Если с двумя первыми специалистами мне постоянно приходилось взаимодействовать в рабочем порядке, то с тремя последними только видеться в приемном покое. Особого впечатления никто из них на меня не производил, как и я на них – все были врачи как врачи, то есть, хронически озлобленные перманентно малооплачиваемые – не более. Некоторые дежурили чаще, некоторые – реже, в зависимости от возраста, здоровья и семейного положения. Приемный покой был единым для всей Шишкинской ЦРБ, куда все дежурные врачи приходили для осмотра первичных.
Чаще всех мне на глаза попадался один педиатр мужского пола. Педиатр? Гм. Педиатром на моей памяти всегда была женщина! Я, правда, никогда не мог понять, что именно заставляет женщин выбирать эту профессию – ведь ни одна из них не может самостоятельно отличить здорового ребенка от больного, даже используя физикальные, инструментальные и лабораторные методы диагностики. Но педиатр – мужчина? Допустим, женщина может и попальпировать тёплой ладонью, и выписать рецепт почерком пионерки-отличницы. Но мужчина? Если не дышать перегаром в трехдневной щетине, то что тогда?
Центральной фигурой любого медицинского фольклора является неадекватный пациент. Но и среди медработников сплошь и рядом встречаются такие цирковые, гротескные характеры, что никаких чеховых, булгаковых и крониных не хватит на их олитературивание и представление на потеху уважаемой публике.
“Пахомыч”, как его все называли, был ниже среднего роста лет 50 без особых примет, с каким-то кубическим черепом, столь уныло носящий лобно-теменную лысину, как будто родился с ней. Он охотно откликался на всё – и на “Пахомыча”, и на “Прокофьича”, и на “Терентьича”, и на “Трофимыча”. И даже на “Ионыча”, “Ксенофонтыча” и “Бонифатьича” (я лично проверял из озорства). Несмотря на то, что этот ничтожный “-омыч” (“-имыч”) проработал в Шишкинской ЦРБ как минимум 25 лет, никто даже не знал, как его зовут, даже самые старые медсёстры в приемнике. Вообще, какая-то гипертрофированная откликаемость и отзывчивость была ему присуща, отражая добрейшую (надо подозревать), полную неоцененных сокровищ душу. Единственное, что мне о нем сообщили – Пахомыч был главврачом какого-то детского санатория в окрестностях Шишкино, а в ЦРБ только дежурил. Судя по количеству дежурств, с личной жизнью у Пахомыча было туговато, а здоровья хоть отбавляй. Ореол главврача (единственного в том санатории кадра с высшим медицинским образованием) придавал фигуранту какой-то комической (космической) солидности.
