Если в абстрагировании огромную роль играет стилистическая симметрия, то в смеховой конкретизации мира — его смеховое раздвоение. Раздвоение смехового мира — это смеховая аналогия стилистической симметрии. И тут и там раздвоение мира: в стилистической симметрии — с целью разрушения материальности и уничтожения конкретности мира, в смеховом раздвоении мира — с целью подчеркивания его материальности, бессмысленности, а также роковой предрешенности, неизбежности (например, невозможности человеку вырваться из оков нищеты, из-под власти горя, избавиться от социальной зависимости и т. д.).
Формы раздвоения смехового мира очень разнообразны. Одна из них — появление смеховьгх двойников. Два комических персонажа в сущности одинаковы. Они похожи друг на друга, делают одно и тю же, претерпевают сходные бедствия. Они неразлучны. По существу это один персонаж в двух лицах. Таковы Фома и Ерема в «Повести о Фоме и Ереме» (Русская сатира, с. 43–45). Оба принадлежат к кромешному, низовому миру — миру антикультуры, и тем не менее их неблагополучие не только противостоит настоящему миру, но в свою очередь расколото на два сходных мира. Кромешный мир сам как бы расщеплен надвое, дублирован, «экранизирован». Этим подчеркивается безысходность бедности героев повести, роковой характер их несчастья. Поэтому они изъяты из реальности, перенесены в «некое» сказочное место, они изъяты и из реального времени — они «жили-были», как в сказке, «после отца их было за ними поместье, незнамо в коем уезде». В их лицах подчеркивается «единство» мира несчастья при чисто внешней его раздвоенности и несходстве «примет». «Повесть о Фоме и Ереме» начинается так: «В некоем месте жили-были два брата, Фома да Ерема, за един человек, лицем они единаки, а приметами разны».
Каждый из этих двойников совершает одно и то же, но действия их описаны в разных словах, они только чуть разнятся именно в «приметах», чуть различаются по внешнему выражению, но не по смыслу, который каждый раз один и тот же и представляет собой «смеховой возврат» к самому себе. Это своеобразное смеховое абстрагирование, но абстрагирование не возвышающее, а снижающее героев.
После отца их было за ними поместье незнамо в коем уезде
У Еремы деревня, у Фомы сельцо.
Деревня пуста, а сельцо без людей.
Свой у них был покой и просторен —
У Еремы клеть, у Фомы изба.
Клеть пуста, а в избе никого.
Этот «смеховой возврат» подчеркнут и внешне действиями обоих «героев». Так, отправившись на базар, чтобы позавтракать, и оставшись без еды, они встают и кланяются друг другу «неведомо о чем»:
