Вот что говорит Дейвид Эндерсон, профессор Калифорнийского технологического института, член Национальной академии наук: «В рефлекторном действии на очень конкретный стимул возникает конкретная реакция – и возникает сразу же. Это хорошо, если приходится иметь дело только с такими стимулами и никаких других реакций, кроме этих, не требуется. Но в некоторой точке эволюции организмам потребовалось большая гибкость, и для этого развились эти строительные элементы – эмоции»[32].
Плачут ли плодовые мушки?
Неудивительно, что Эндерсону интересна роль эмоций не только у людей, но и у эволюционно примитивных организмов. Его первый исследовательский проект, выполненный еще в вузе в 1970-е, был посвящен молекулярным сигналам у гребешков при столкновении с их заклятыми врагами – морскими звездами[33]. Для Эндерсона ключ к пониманию эмоций – как раз в таких исследованиях. Он пытается объяснить, почему биологические обработчики информации (то есть живые организмы) развили у себя способность к эмоции и как эмоция влияет на эту самую обработку информации (то есть «мышление»).
Многие замечают, что их собаки или кошки наделены эмоциями, а как дела обстоят у животных попроще? «Когда я рассказываю о своей работе в этом направлении, – говорит Эндерсон, – меня считают сумасшедшим». Говоря это, он вскинул бровь, словно приглашая меня самого осмыслить сказанное. Эндерсона я сумасшедшим не счел, однако сказать то же о его работе я с ходу готов не был. Эндерсон исследует эмоции плодовых мушек.
Я поинтересовался, много ли можно узнать о человеческих эмоциях, изучая малюсеньких существ, склонных к самоубийственным пике в мой винный бокал. Эндерсон хихикнул – да, плодовые мушки, как и многие люди, любят вино и иногда платят за это жизнью. Слово за слово, разговорились о барах. Я рассказал ему об одном недавнем случае, когда шел ночью по улице на Манхэттене, услышал музыку, и она меня заманила в бар. Я вошел, и меня поразило обилие посетителей, все примерно в возрасте студентов колледжа. Музыка, громкая снаружи, оказалась неприятно громкой внутри. «Вредно для ушей», – сказал я громадному вышибале. Он ощерился и ответил: «Если бы вам в вашем-то возрасте суждено было оглохнуть, вы б разве уже не оглохли?»
Я ушел, но потом рассказал о том баре своему сыну Николаю. Типично, отозвался он. Идешь с парой друзей, берешь выпить, и вы треплетесь, при этом обозреваете публику. Когда цель определена, подходишь поболтать. Если после нескольких слов вроде бы возникает связь, вы отправляетесь на танцпол, где пытаетесь наладить физический контакт. Если все удается, уходите вместе и спариваетесь (Николай тут употребил другое слово). А иногда нет. Иногда у человека уже кто-то есть. «И что тогда?» – спросил я. «Чувствуешь себя отвергнутым и идешь выпить», – ответил сын.
