А Федоров где? — спросил я его про второго бойца.
Санитаров пошел искать.
Давай, затопи печку, много дров не клади, два полена хватит. К тому моменту, когда протопится, у неё уже обморожение пройдет. И поставь воду кипятить в кружке.
Пашкин принялся суетиться у печки, а я сел за стол и приступил к составлению рапорта. В избе было темно, опасаясь финнов, мы не зажигали даже лучины и мне пришлось писать рапорт в темноте, напрягая все свои способности. Большую часть пришлось писать на основании сведений, полученных от Калинина. Картина, изложенная в рапорте, получалась совершенно безрадостная. Всего в строю оставалось двадцать семь человек без учёта Горбушкиной, и без учёта артиллеристов, чья судьба была мне неизвестна. Кроме того, сколько человек убито, а сколько ранено доподлинно неизвестно — часть трупов лежит на поле за околицей и их никто не пересчитывал. А раненых доставляли в госпиталь без какого либо учёта. Полный бардак!
А-а-а! Больно!!! — внезапно взвыла Горбушкина, выгнувшись дугой на полу и пытаясь вырваться из теплого кокона.
Пошел прогрев! Оставив бумаги, я подошёл к девушке, которая под влиянием боли стала изрыгать многоэтажные непристойные выражения.
Когда-то давным-давно, ещё в Тюмени, мне по своей глупости довелось отморозить ногу, поэтому я не понаслышке знал о том, какую дикую боль испытывает человек, когда замёрзшие конечности начинают отогреваться и в них восстанавливается кровоток. Так что её поведение меня не удивило. Взяв горячую воду, я добавил в кружку немного спирта — сейчас это пойдёт на пользу и, приговаривая успокаивающие слова, привел её в сидячее положение и поднёс кружку ко рту. Та на минуту замолчала, чтобы выпить, но потом снова стала требовать, чтобы её развязали.
Ещё десять минут! Товарищ капитан, Вам надо прогреться и потом я всё лишнее сниму, — твердо пообещал я девушке и она несколько успокоилась, но ещё некоторое время продолжала стонать и материться вполголоса.
В это время появился Федоров с одним из санитаров — Сергеем Зиновьевым — и сообщил, что Павлов с остальными своими подчиненными помогают в госпитале. Пришедший санитар с ходу предложил получше протопить помещение, а потом раздеть Горбушкину и растереть. Вот-вот, после таких действий и приходится отрезать пальцы после обморожений. Пришлось надавить на него своим званием и заявлением, что вся ответственность на мне.
Когда обещанные десять минут прошли, я расстегнул на Горбушкиной ремни и убрал лишние шинели. После того, как она осталась в своём ватном костюме и валенках, я сказал:
