Пограничники на выход!
Бойцы перевели на меня свои полусонные взгляды и принялись непонимающе разглядывать меня, будто видели впервые.
Живей! Выходим!
После повторного приказа бойцы зашевелились и, поднявшись с показной ленцой, вышли на улицу.
В шеренгу по одному становись!
Однако эту команду бойцы не спешили выполнять. А один из них, Пётр Краснов, спросил меня наглым тоном:
Ты, чего это тут раскомандовался, комот? Ты где вообще был, пока нас тут убивали? В лесочке прятался? Так мы молчать не будем! Всё как было доложим!
От этих слов кровь ударила мне в голову и стоило больших душевных усилий унять резко вспыхнувшую ярость и не врезать по этой борзой морде. Отойдя к наметенному у стены сугроба, я взял пригоршню снега и растер лицо. Отпустило слегка. Снова повернувшись к бойцам, которые всем своим видом выражали полную поддержку Краснову, я, махнул в сторону холма и, стараясь придать максимальное спокойствие голосу, сказал:
По приказу командира взвода Тошбоева, я вел бой вон на той высоте! Там лежат трупы убитых мной белофиннов. Поэтому вы все сейчас бегом выдвигаетесь туда и собираете оружие, боеприпасы, продовольствие, и маскхалаты. Через полчаса стемнеет, поэтому работаем быстро! Старшим назначается красноармеец Краснов! Направо! Бегом марш!
Присмиревшие бойцы дружно побежали в заданном мной направлении. Пусть пробегутся, поработают, глядишь, остынут, сучьи дети. Да и мне остыть не мешало бы. Ещё раз растерев лицо снегом, я снова вошёл в баню. Осторожно ступая между лежащими на полу ранеными, я внимательно всматривался в их лица, пока, наконец, не нашел Тошбоева. Слава Богу, живой! Тронув руку сидевшего неподалеку санитара, я спросил:
Как он?
Боец грустно покачал головой:
Плохо, ранение в грудь, без сознания.
Да, печально, шансов мало. Его бы надо прооперировать, однако здесь только санитары, которые кроме как перевязать рану, больше ничего не умеют.
У него планшетка была, не знаешь, где она?
Посмотри под лавкой, — санитар махнул в сторону.
Сделав пару шагов в сторону, я подошёл к лавке, на которой сидели легко раненые и, сев на корточки и наклонившись заглянул под скамью. Здесь были свалены шинели, винтовки, вещмешки. Осторожно перемещаясь в тесном помещении, я смог отыскать искомую планшетку. Найдя в ней бумагу и карандаш, я переписал всех раненных пограничников, находящихся в бане, потом узнал у санитара, где лежат убитые и также их переписал. С этими записями я вернулся в штабную избу, в которой стало уже значительно меньше дыма, и спросил Фомина:
