Но я не стал дожидаться уточнения направления, куда я по её мнению, должен направиться, а крепко схватив женщину, поцеловал в губы. Она попыталась оттолкнуть меня, но силы были неравны и вскоре под взглядами дружно высыпавших в коридор соседей, я, подхватив за талию сдавшуюся на мою милость Леночку, отвел её комнату, где она в голос разрыдалась, а я принялся ее утешать и словом и телом. Вскоре она успокоилась и стала с энтузиазмом отвечать на мои ласки, не сдерживая криков и стонов, как это всегда делала раньше. Но мерзопакостные соседи не дали нам разгуляться, начав стучать в дверь и требуя прекратить безобразие.
На следующий день, я покинул заезженную любовницу только в половине второго, вместо обеда выпив чаю с баранками, так как измотанная женщина не имела сил не то что обед приготовить — она даже встать с кровати не могла. Я тоже, честно говоря, передвигался только за счёт мобилизации силы воли, и если бы не необходимость явиться на секцию, так бы и не вылезал из кровати. Да после лыжного финала мне было намного легче! Добредя до общежития, я взял спортивную форму и отправился в техникум под раздумья о пользе воздержания. Несмотря на усталость, на тренировке пришлось выкладываться по полной — контингент ведь совсем необучен, глаз да глаз нужен. Однако, сразу после окончания занятий уйти не получилось, так как Тихонов попросил меня задержаться, чтобы продиктовать ему речь, произнесенную мной после киносеанса. На вопрос, зачем ему это надо? Главкомсомолец ответил:
Хочу в стенгазете разместить и в «Горьковского комсомольца» отнести — вдруг напечатают?
Пришлось задержаться и, напрягая память, а местами и фантазию, воспроизвести моё вчерашнее произведение ораторского искусства. В спокойной обстановке пустого спортзала, изложенная на бумаге речь получилась ещё более яркой и мотивирующей. По завершении совместного творческого процесса, я попрощался с товарищем и, едва переставляя ноги, все же дошел до Кремля, а затем погулял по заснеженной Советской площади, разглядывая отдыхающих горожан и размышляя о парадоксальности бытия.
В понедельник, как всегда, первым уроком была литература, преподавательницу которой хотя и переполняло прекрасное настроение, тем не менее та большую часть провела сидя за столом — видимо не отошла ещё от воскресного переутомления. А на перемене ко мне подошёл Дроздов и сообщил, что про меня напечатали в газете. Мы вместе спустились в холл, где были стенды с газетами, но подойти не смогли, так как там плотной стеной стояло не менее сотни студентов, страждущих приобщиться к печатной мудрости. Комсорг предложил зайти в библиотеку, но я махнул рукой:
