– Завтра в два часа дня мы репетируем третий акт без костюмов, – сказал Пьер, – а вечером повторяем все по порядку и в костюмах.
– Я убегаю, – сказал Жербер. – Завтра утром я вам понадоблюсь?
Франсуаза заколебалась; с Жербером тяжелейшая работа становилась чуть ли не забавой; утро без него будет унылым; однако его жалкое измученное лицо растопило ее сердце.
– Нет, сделать осталось совсем немного, – сказала она.
– Это правда? – спросил Жербер.
– Абсолютная правда, отоспитесь всласть.
Элизабет подошла к Пьеру.
– Знаешь, твой Юлий Цезарь и правда потрясающий, – сказала она; лицо ее приняло соответствующее выражение. – Он настолько в своей эпохе и в то же время такой реалистичный. Это молчание в тот момент, когда ты поднимаешь руку, смысл этого молчания… Это изумительно.
– Ты очень любезна, – ответил Пьер.
– Предсказываю вам, это будет успех, – уверенно заявила она и с большим интересом окинула взглядом Ксавьер.
– Похоже, эта девушка не слишком любит театр. Уже так пресыщена?
– Я не таким представляла себе театр, – презрительным тоном заметила Ксавьер.
– А каким вы его представляли? – поинтересовался Пьер.
– Они все похожи на торговых приказчиков, такой у них прилежный вид.
– Это волнует, – сказала Элизабет. – Все эти первые пробные шаги, все эти смутные поиски, и под конец вспыхивает что-то прекрасное.
– А я нахожу это отвратительным, – заявила Ксавьер; гнев отмел ее робость, она с мрачным видом смотрела на Элизабет. – Усилие всегда имеет неприглядный вид, а когда усилие к тому же не приводит к успеху, тогда… – Она усмехнулась. – Это смехотворно.
– Так бывает во всех искусствах, – сухо заметила Элизабет. – Прекрасные вещи никогда легко не создаются; чем они драгоценнее, тем больше работы они требуют. Вы увидите.
– Драгоценным я называю то, – возразила Ксавьер, – что падает вам, как манна небесная. – Она поморщилась. – А если это должно покупаться, то это товар, как все остальное, и меня это не интересует.
– Какая романтическая малышка! – с холодным смешком проронила Элизабет.
– Я ее понимаю, – заметил Пьер. – В нашей жалкой стряпне нет ничего привлекательного.
– Вот как! Это новость! Теперь ты веришь в силу вдохновения?
– Нет, но правда и то, что наша работа лишена красоты; это мерзкое месиво.
– Я не говорила, что эта работа красива, – поспешно возразила Элизабет. – Я прекрасно знаю, что красота лишь в завершенном творении, но я нахожу захватывающим переход от бесформенного к законченной и чистой форме.
