В тайгу ехал — всю дорогу песни пел. Но впереди Тереху ждал ошеломляющий удар.
Волчьи Выпаски — глухое таежное место. От него до ближайшего человеческого жилья, до села Громкозваново, тридцать километров, а в противоположную сторону, километрах в сорока — пятидесяти, проходит железная дорога к северным городам Урала. Тереха бывал у железной дороги много раз, а на станции Богоявленской у него даже знакомый есть, Илья Васильевич Свяжин, лесоруб.
Там Тереха уже присматривался, можно ли будет через надежного человека пристроить к месту золотишко. По всему угадывалось, что на Богоявленской есть расторопный народец. Дважды попытался Злыдень поговорить об этом с Ильей Свяжиным, да тот «шибко партейным» оказался, и Тереха, чтобы не навести на себя подозрение, вовремя прикусил язык.
Разбитый долгой верховой ездой по урманам, Злыдень подъезжал к Выпаскам. До избушки оставались считанные шаги, когда он уловил вдруг запах дыма. Тереха хотел остановить лошадь, но та уже вывезла его на маленькую знакомую елань. Перед избушкой горел костер, и возле него сидело двое, а третий, заслышав тяжелый топот, схватил ружье и, вскинув его на руку, стоял чуть поодаль.
«А будь ты проклята. И провались ты сквозь землю», — ругал Тереха безвинную лошаденку: если бы не она, высмотрел бы он из засады незнакомых людей.
— Мир честной компании, — поздоровался Злыдень и представился: — Лесообъездчик тутошний — Выжигин.
Один из сидевших, молодой, с татарским лицом, тоже встал, молча полез во внутренний карман обтрепанной шинели, затем также молча протянул Терехе листок бумаги. Тот прочитал удостоверение, выданное Галиму Гафурову — руководителю лесоразведочной группы филиала Академии наук.
У Терехи неприятно засосало под ложечкой. А Галим Гафуров будто окончательно хотел доконать его, сказал с легким татарским акцентом:
— Смотрим. Рубить лес нада. Гибнет он.
— Он извечно стоит. Чего ему доспелось, — возразил Тереха, но Гафуров добавил:
— Лес нужно обновлять. Засорен. Рубить станем.
— Это еще не скоро, — пояснил тот, что был с ружьем, присаживаясь к костру. — А лес надо спасать.
«Спасатели, мать вашу…» — кипела на душе Терехи брань. Правый глаз у него совсем окровенел, мешал глядеть. Расстроился Злыдень — начал в седло садиться, едва ногой стремя поймал.
С гостями не разделил больше ни минуты. Не простившись даже, погнал лошаденку в дальние гари. Думал развеяться в пути. Напрасно думал. Голову мутила тоскливая мысль о том, что, должно быть, не сегодня-завтра набьется сюда народишко, под корень сведет этот лес, и — прощай счастье заветное — золото Коллена.
