Фрейлина, опустив второй сапожок на пол, побежала к двери и через пару минут вернулась с радостной улыбкой, высохшими глазками и прошептала:
— Жаровни принесли и ужин! Позвольте внести?
— И поскорее!
Эбигайл задернула полог на ложе и громко распорядилась:
— Вносите!
Четыре черноглазых и смуглых как шауны человека втащили два железных ящика с пышущими жаром углями, поставили у ложа по бокам, следом вошли еще двое и внесли низкий, вровень с ложем, столик, уже заставленный дымящимися яствами и черным железным чайником с высоким носиком. Комната сразу наполнилась ароматами мяса, трав и хвои.
Что-то пробормотав и поклонившись в пояс, слуги, пятясь, удалились.
Наконец-то Летта и ее свита согрелись!
После трапезы принцесса забралась под меховое одеяло, велела отдернуть полог и, отправив фрейлину отдыхать, долго любовалась игрой огненных переливов на углях, вспоминая, как ее отец любил играть с раскаленными угольками, перебирая их длинными и крупными пальцами, словно стекляшки. Горечь потери таяла от этих бликов, словно до ее сердца через многие мили и годы дотянулись эти ласковые теплые пальцы и попросили прощения.
За то, что не дал тепла, когда оно было так нужно в детстве.
За то, что разлучил с родной матерью.
За то, что не обучил, не долюбил.
За то, что отдал чудовищу без сердца.
За то, что умер…
Потом девушка заставила себя выпить полчашки горячего травяного варева с медом и, разомлев от тепла, мгновенно уснула.
* * *
Она очнулась как от толчка. Ей показалось, что она проспала всего несколько минут, но угли уже потухли и остыли, не искры уже не играли, а в комнате царила тьма и духота. И как-то сразу вспомнилось, что спальня — глубоко под землей, что над головой — многопудовая толща снега и камня, окон нет и быть не может, и воздуху поступать неоткуда.
А потом Летта ощутила, как подкрадывается холод, словно невидимое живое существо, трогает ее лицо ледяными иглами. Сердце отчего-то судорожно забилось пойманной птицей, теряя ритм. Голова закружилась, а по телу поползло странное оцепенение.
Принцесса, замерев под одеялом, попыталась ущипнуть свое бедро. Не получилось — помешала плотная рубашка и грубая вязка толстых шерстяных чулок. Но легкого движения оказалось достаточно, чтобы развеять оцепенение, и Летта натянула шубу до носа.
Теперь ей почудилось во тьме чье-то еле слышное дыхание, а мягкий мех от ее дыхания превратился в ледяные иглы — такой лютый холод царил в спальне. И еще принцессе казалось, будто ледяные змеи тычутся в мех, замораживая его до хруста, пытаются пробраться под одеяло, но Эбигайл перед уходом его добросовестно подоткнула, укутав и ноги госпожи, и щелка не находилась.
