— Петр! Вот так встреча! — я с несомненной симпатией пожал руку человеку, которого считал надежным другом и в чем-то даже наставником. — И надворного советника* успел получить, и орден новый! Поздравляю!
— Спасибо, Миша, — Пашино улыбнулся скромно, но с немалым достоинством.
— А я думал, ты полностью журналом своим увлечен. Покинул службу, ушел на пенсию и, покряхтывая, разводишь в имении пчел.
— Не такой уж я и старый, как тебе кажется, — он заразительно рассмеялся.
— Так что, вновь вернулся на службу?
— Прогорел мой «Азиатский вестник», — он горестно вздохнул. — Дальше первого номера дело не пошло. Не встретил журнал сочувствия у публики. А что касается службы… — тут он понизил голос и огляделся по сторонам. — До меня дошли сведения, что сам Цесаревич Николай Александрович заинтересовался дипломатической разведкой. У него на приеме был тайный советник Стремоухов, которому поручили проявлять в дальнейшем больше активности и вернуть на службу ряд уволенных ранее сотрудников. Вот так я нежданно-негаданно опять оказался в строю.
— Отличные новости. Здорово, что мы вновь встретились в Ташкенте. Глядишь, ты и еще что-нибудь напишешь, — я не стал говорить Пашино, что инициатива наследника совсем не случайна. Он продолжал вникать в различные государственные дела. Дипломатическая разведка занимала среди них явно не последнее место, а Николай продолжал наращивать свой авторитет. Именно я подкинул ему идею увеличить штаты нескольких ведомств и вернуть уволенных сотрудников. В числе тех, на кого я обратил особое внимание Николая, находился и Петр Пашино. С моей точки зрения, такими честными и способными людьми страна не имела права разбрасываться.
Некоторое время Пашино делился наболевшим — как все сложно устроено, как после неудачи с «Вестником» начал хлопотать о передачи ему газеты «Кавказ» в Тифлисе, да в последний момент передумал, подал рапорт и вернулся на прежнее место службы по настойчивой просьбе бывшего начальника Стремоухова. Учитывая способности Пашино, его со счетов списывать не хотели, да еще и в чине продвинули, и орден на грудь повесили.
— И вот я здесь, Миша, — он снова понизил голос. — Дело мне поручено, и дело серьезное.
— И что за дело?
— По нашему с тобой профилю, — он усмехнулся.
Петр оказался великолепным этнографом, путешественником и лингвистом. Но человек не может быть совершенным во всем, и потому организационные вопросы давались ему непросто. Вот и журнал не пошел. Зато теперь он вновь послужит России.
