Когда ничего не происходит, служба гусар может выглядеть достаточно серой. Единственное, что ее как-то скрашивало, так это выходы в город и субботние офицерские собрания, на которых приглашали полковых жен.
Хотя, мне скучать не приходилось. Если так разобраться, то свободного времени вообще оставалось крайне мало. И большая часть его уходила на эскадрон. Только сейчас, получив под командование сто тридцать человек и вдвое больше лошадей, я до конца осознал, как же непросто ими управлять. Уверенности мне хватало, но вот различные ежедневные организационные трудности буквально душили. Пришлось решать сотни постоянно возникающих вопросов: получать на эскадрон казенные деньги и отчитываться за каждую копейку, закупать сено и овес, разбираться с подсунувшими плохую упряжь интендантами, искать уголь для кузни, контролировать общий котел и отпускаемые на него продукты, следить за внешним видом людей и скакунов, пресекать слишком жестокое обращение с нижними чинами, проводить разъяснительные работы, ругаться по поводу неподходящих условий проживания, проверять оружие… Кроме того, я был обязан проводить маневры, строевые и огневые тренировки, наказывать провинившихся и поощрять отличившихся.
В городе находилось несколько трактиров и пивнушек, куда частенько захаживали свободные от службы нижние чины. Там они выпивали, и, как водится, иной раз выясняли отношения с представителями других полков. Гусар был так обучен, что за родной мундир дрался, как сапер Водичка из небезызвестного романа, который Гашек еще не написал. Приходилось защищать их от полицейских посягательств, вытаскивать из кутузок и договариваться с мировыми судьями. Причем прилюдно я обещал спустить на них всех собак, но добравшись до казарм, неизменно хвалил, если драка закончилась победой «наших». В сущности, гусарам из нижних чинов не прощали лишь трусости, воровства, предательства и обмана. На все остальное смотрели сквозь пальцы. Некоторые офицеры так вообще, всячески мотивировали своих, чтобы те дрались, как звери.
— Гусар, который не может защитить честь полкового мундира и позволяет себя избить, как последнего ямщика, больше похож на дерьмо, чем на славного кавалериста! Разбили тебе морду, и ты разбей, но не вздумай отступать, сукин сын! — примерно так выражался подполковник Тельнов. Прочие ротмистры полностью поддерживали данную политику, но прилюдно, разумеется, ее ругали.
Вот такие обязанности. И это лишь малая часть, верхушка айсберга.
