Чекистская свита не дрогнула, заминки не вышло, кони под ними боевые и патронов к наганам запас.
Поехали сперва по лесной просеке, потом поперёк поля, под звёздным небом. Мелкой рысью и в темноте никому не удивиться, что под Эго-то кобылка никудышняя рядом с его свитскими.
Трясся в седле Павел Васильевич - и думал ещё раз, и ещё раз, и ещё раз, и думал отчаянно: вот сейчас открыться Матюхину, себе смерть, но и этих четверых перебьют!
А полтысячи матюхинских - спасётся. А ведь - отборная сила!
Но - и столько уже раз перекладенные: в голове - аргументы, в груди - живое страдание. Нет, не за себя, нисколько. А: ведь отомстят Полине, как и угрозили, если ещё и не малютке-дочке. Чекистов - он и давно понимал, а за эти месяцы на Лубянке, а за эти дни в переезде - и ещё доскональнее.
И - как же обречь своих?.. САМ ты, СВОИМИ руками?..
Да ведь - проиграна вся боевая кампания Антонова. Если посмотреть шире, в большом масштабе - может и всей губернии будет легче от замирения наконец. Ведь вот, отменена уже грабительская продразвёрстка, отныне заменится справедливым продналогом.
Так скорей к замирению - может и лучше? Раны - они постепенно затянутся. Время, время. Жизнь - как-то и наладится, совсем по-новому?
А - изныли мы все, изныли.
Доехали. Новая изба, и свет посветлее.
И Иван Сергеич Матюхин - налитой богатырь с разведенными пшеничными усами, неутомный боец - шагнул навстречу, вознался в Эго, с размаха пожал руку.
Иудина ломота в руке! Кто эти муки оценит, если не испытал?..
А держаться надо - уверенно, ровно, командно.
Прямодушный Матюхин с белым густым чубом, прилегающим набок. Плотные нащеки. Сильное пожатие. Воин до последнего.
Поверил - и как рад: нашего полку прибыло! Ещё тряханём большевиков!
Усмешка силы.
Сговорились: в каком большом селе завтра к вечеру сойдутся обоими отрядами. А послезавтра - выступим.
Был момент! - Эктову блеснуло: нет!! говорю! застреливайте меня, терзайте семью - но этих честных я не могу предать!
Но - в этот миг пересохло в горле, как чем горелым.
Пока проглотнул - а кто-то перебил, своё сказал. Кто-то - ещё. (Чекисты здорово играли роли, и у каждого своя история, почему его раньше не видели в восстании. И выправка у всех - армейская или флотская.)
А решимость - уже и отхлынула. Опала бессильно.
На том и разъехались.
И потом растягивался долгий - долгий - долгий мучительный день при отряде Котовского.
Ненависть к себе.
Мрак от предательства.
