История позднего Средневековья | страница 36



Лекция 11 (8 октября)

Мы видели перемены в сфере церковной и политической жизни Средних веков. Нам остается рассмотреть подобные явления в остальных сферах. Известно, что каждый порядок общественный тесно связан с лежащими в основе общества идеями, которых он есть результат и продукт. Средний век имеет свои законченные теории, лежащие в основе его политических форм, церковных учреждений и нравственных правил. У него была своя наука, оправдавшая явления средневековой жизни, доказывавшая их законность. Но и сюда проник дух отрицания; самые эти основные начала были подвержены строгим исследованиям. Но, чтобы понять полнее то, что следует излагать нам, надо сказать несколько слов о средневековой науке и схоластике. Мы привыкли под схоластикой разуметь бесплодные и диалектические формулы и определения, одним словом, науку, лишенную всякого живого содержания. Такое воззрение на схоластику объясняется теми формами, в которых она действительно явилась в конце XV столетия, но при первом своем появлении не такова была она. В XI столетии, когда начались первые попытки ее, в схоластике, в этой науке, впоследствии опозоренной и осмеянной, явилось необычно много смелости и жизни. Стоит указать на один пример Абеляра, на эту жизнь, исполненную борений всякого рода, на эту многосложную деятельность, которой коснулся он всех сторон тогдашней науки и коснулся их не бесплодно. Главным достоинством схоластики тогда была ее юношеская смелость, исполненная бесконечной веры в силу разума; она смело схватилась со всеми трудностями. Главный недостаток ее заключается в недостатке положительных знаний и материальных средств. Вожди схоластики усвоили себе все, что знали их современники, но этого было недостаточно; тем не менее заслуга их велика: они-то сообщили европейскому уму ту пытливость, науке – гибкость и ловкость. Но вследствие самой своей смелости и самонадеянности эта наука не могла вступить в дружеские отношения к средневековому обществу. Абеляр подвергал отречению от церкви и гонению таких мужей, каковы были, например, св. Бернард. Ученик Абеляра Арнольд из Брешиа умер на костре за смелую попытку изменить политические формы в Италии. Одним словом, схоластика вызвала против себя двоякую оппозицию – со стороны светской и духовной власти. В течение XII столетия она осталась в тех же отношениях к папскому престолу и светским властям.

В XIII столетии средневековые начала восторжествовали над противниками своими. Император Фридрих II, который стал во главе всех новых элементов, пал после смелой борьбы. Общее мнение отступилось от него, папы этим воспользовались. В XIII столетии, по-видимому, подавлены все оппозиции против средневекового государства. Но это была минутная победа, папы недолго пользовались своим торжеством. Собственно с их стороны все меры были приняты, чтобы устранить подобные явления, как схоластика: в начале XIII столетия в Южной Франции основано страшное судилище – инквизиция, имеющее судить мысли человека. Единовременно с этим учреждены два монашеских ордена [доминиканцев] и францисканцев, ордены, отказавшиеся от всякой собственности и обрекшие себя на постоянное непрерывное служение одной церкви и папе. В руки этих орденов перевели папы, во-первых, надзор за воспитанием, во-вторых, из рядов их вышли главные проповедники. Сопротивление других орденов, [силившихся] удержать университетские кафедры, было бессильно. На всех кафедрах сели монахи этих орденов. В XIII ст. это замещение кафедр в европейских университетах не принесло существенного вреда: новые преподаватели шли по следам прежних. Это были любознательные, любившие науку люди. Но это продолжалось недолго. В XIV столетии схоластика, несмотря на несколько знаменитых имен, уже отжила свой век. Она брала свои орудия только из умозрения, незнакомая ни с естественными науками, ни с историей. Как школа формальной логики, она могла еще приносить двусмысленную пользу, но все, что можно было сделать, уже было ею совершено. В XIII столетии она ставит себе в обязанность оправдывать папскую власть и католицизм в тогдашних видах. Она довела это подчинение науки внешним целям до цинической крайности. Иоанн Торквемада в XV столетии учил, что самое Священное Писание имеет силу настолько, насколько папа признает его; без того Священное Писание не имело бы силу.