Первым делом Максимилиана было устройство самой Германии. Мы сказали уже, что могущество Германии с первого взгляда в XV столетии не существовало таковым на самом деле. В Европе, за исключением разве Италии, не было такого государства, растерзанного мелкими частными интересами. Император был, в сущности, без власти; юристы немецкие еще излагали в великолепных фразах значение власти императорской, но вне теории ее не было. Сам император отказался от этой власти, заботясь о родовых интересах. Многочисленные князья немецкие успели утвердить на прочных основах земское державство. Каждый из них разыгрывал роль самостоятельного государя. Но здесь шла также глухая борьба между императором и князьями. Император должен был бороться с имперским рыцарством. Ему надо было заключать сделки и также бороться с городами имперскими. Важно заметить здесь различие между земскими и имперскими городами. Последние непосредственно зависели от императора, первые непосредственно зависели от князей.
В XV столетии идут постоянные войны князей между собой, князей с городами, городов и князей с рыцарством, всегда непокорным. Но сословия силятся замкнуться и для этой цели составляют союзы. Еще в XIII столетии существовал союз городов ганзейских, имевший последствием союз городов на Рейне; в XV столетии явился сильный союз швабских городов, куда вступали и рыцари, и князья. Причины возникновения и силы этих союзов лежали в тогдашнем анархическом положении Германии: одному лицу, одной единице нельзя было отбиться от анархических окружавших элементов. Вмешательство императора в эти распри оканчивалось очень часто для последнего позорными неудачами. Но если, выходя из этих пределов княжеств немецких, рассмотрим самые составные части княжеств, единиц политических, городов, мы увидим везде кровавые раздоры. В городах в это время шла борьба между высшими городскими сословиями и цехами. Дотоле одно высшее сословие управляло городами, избирало своих бургомистров, ремесленники не имели здесь участия; с начала XV столетия они просятся в совет; за отказом и отрицанием следовали кровавые распри. Каждый из значительных городов Германии имел свои страшные революции, в которых гибли лучшие граждане. Можно привести тому много примеров; уже в летописи города Ротенбурга видно, что с 1300 по 1450 г. этот город каждый год вел, по крайней мере, одну войну, иногда три, потом это не изменялось до конца XIV столетия; иногда бывало даже хуже, как в 1500 г.: город Нюрнберг окружен был со всех сторон хищными рыцарями, грабившими купцов городских; горожане его прославились счастливыми экспедициями против рыцарей: без суда вешали они на своих городских башнях всех попавшихся им в плен рыцарей. К началу XVI столетия относится один любопытный памятник: записки рыцаря Гетца фон Берлихингена. Он описывает сам свои подвиги, большей частью заключающиеся в разбоях на большой дороге, ограблении купцов, нападении врасплох на города. Он не стыдится рассказывать эти поступки. Видно, что общественное мнение в его время не кладет позорного клейма на такие дела. Напротив, он часто с иронией говорит о жалобах на то купцов: «Раз утром, – говорит он, – выехал я в поле и подождал обоз; предо мной пробежала стая голодных волков; бог помочь, добрые товарищи, – сказал я им. – Вы отправляетесь за тем же, как и я; и это показалось мне счастливым предзнаменованием». Но между тем много уже раздавалось голосов в Германии, исходивших из всех слоев общества, которые требовали реформы, порядка, которые показывали, что Германия не только уже не занимала прежнего своего средневекового места, но по политическому состоянию своему стояла уже ниже Франции. С юго-востока угрожали ей турки, занявшие Византийскую империю. Это не были нынешние турки, ослабленные, потерявшие энергию фанатического убеждения. То были турки, упоенные энтузиазмом Баязета, Амурата II. Все усилия императоров немецких противопоставить оплот турецким нападениям оказались бесплодны; они не успевали для этой цели собрать 20 000 человек: люди немецкой земли сражались только между собою, средств других государств – средств денежных, также не было у императора, ибо у него не было определенных доходов; сейм давал иногда деньги, но очень скудно, он должен был довольствоваться доходами родовых своих имений. Одним словом, неудовольствие было общее, потребность преобразования всеми была чувствуема, но трудно было найти лицо, которое бы решилось принести жертву в пользу целого. Таков лишь один был Бертольд, архиепископ Майнцский. Несколько сеймов было им собрано с этой целью. При Фридрихе III все эти сеймы оканчивались бесплодно; при Максимилиане они, по-видимому, достигли своей цели.
