Присяга | страница 2
Вглядеться в человеческие судьбы... У Г. Аксельрода, как мне кажется, есть та внимательность к тонким душевным движениям, та пристальность наблюдений, какие необходимы для того, чтобы перешагнуть грань, отделяющую журналистику от литературы (грань, скажем прямо, весьма размытую). Его письмо резко, внятно, предметно, он владеет даром возбуждать ассоциативную память читателя, овладевает мастерством композиции.
Я не знаю, в каком направлении будет идти литературная работа Г. Аксельрода, в которой хочется искренне пожелать ему успеха, но глубоко убежден, что военную тему он не оставит, вернее — она не оставит его. Последний солдат еще не пришел с кровавых полей.
Евгений КРИГЕР
ОЧЕРКИ
Заговор безумных
На пологом берегу Эмбы, там, где неторопливая казахская река, скатившись с меловых круч Мугоджар, сворачивает на запад и, теснимая барханами, с превеликим трудом пробивается к морю, стоит мазар.
Мазар — это дом мертвых. По стародавнему обычаю степняков, ставят его над могилой. У мазара нет крыши. Только невысокие глинобитные степы, куда добавлен для крепости конский рубленый волос. На мазаре нет надписей. Внутри, за стенами, врыт надгробный камень, и на нем выбито лишь имя усопшего. Память народа мудро обходится с именами. Одни без особой печали присыплет пеплом забвения, а другие, имена тех, кто достоин обрести бессмертие, бережно сохранит в легендах.
Нет надписей и на этом мазаре, накрытом вместо крыши высоким степным небом. Гибкие стебли чия кланяются шершавым темно-рыжим стенам, под облаками медленно кружат беркуты, высматривая добычу, а невдалеке пылит днем и ночью дорога. Летом на этой грунтовой дороге автомашин не меньше, чем на городской улице. Под песками и глинистыми такырами Прикаспия открыты месторождения нефти. Тянутся мимо мазара автомобильные караваны к буровым вышкам, к временным поселкам геологов, и редкий человек, очутившись на берегах Эмбы, не знает, что там, под серым степным камнем, покоится прах Байжана Атагузиева.
Людская молва навсегда связала его имя с теми событиями, которые произошли весной 1944 года в этих пустынных местах.
Тогда, в мае сорок четвертого, в небе над Эмбой кружили не беркуты, а самолеты без опознавательных знаков. Вгрызался в тишину свинцовый лай пулеметов и автоматов, в эфир неслась отчаянная дробь морзянки, а по земле, пригибая белые пряди ковылей, расстилались черные куполы спецпарашютов. В те дни в Москве и в Берлине с нетерпением ждали вестей с берегов Эмбы, и причудливые названия здешних урочищ мелькали в оперативных сводках, которые читал строго ограниченный круг людей, потому что это были совершенно секретные сводки с тайных фронтов второй мировой войны.
