Заявление с просьбой об отставке Якубов написал. Лицо его при этом было спокойным. Когда он ехал в обком на заседание бюро, то предусмотрел и такой факт. Но генерал никак не предполагал, что от него потребуют немедленной передачи дел. А ему нужно было время. По крайней мере день, чтобы позвонить куда следует и проинформировать кого следует о случившемся. А там найдут управу не только на обком.
Когда генерал вернулся в управление, Алексей Сергеевич Матвеев ждал его в приемной. Он уже знал обо всем, что произошло, и получил приказ из министерства приступить к приему дел у Якубова и о результатах доложить. День клонился к вечеру, поэтому нужно было спешить. Однако начальник управления с ходу взял его под руку, провел в кабинет, демонстративно, почти силой усадил в свое кресло, сам сел напротив и, весело усмехнувшись, сказал:
— Вот теперь все на своих местах. Ты не обижайся на меня, полковник, если что не так у нас с тобой было. А сейчас у меня к тебе, как говорится, последняя просьба. Сам видишь, расстроен я очень, чувствую себя разбитым. Прошу тебя, Алексей Сергеевич, давай эту «сдачу-передачу» отложим до завтра. Сегодня я заниматься этим физически не в состоянии.
— Но я получил приказ министерства...
— Не беспокойся. Я туда позвоню, они не будут возражать.
По-человечески Якубова можно было понять, и Алексей Сергеевич согласился.
Как только Матвеев ушел, генерал засел за «вертушку». Он лихорадочно набирал номер за номером, пытаясь связаться с теми, кто всегда ограждал его от неприятностей, кто своим властным жестом и многопудовым «должностным весом» топил ему неугодных, и при любых обстоятельствах помогал самому Якубову оставаться на плаву.
Но на сей раз хорошо отлаженный «механизм прикрытия» почему-то не срабатывал. Тот, с кем генерал связывал главные надежды, в отъезде, а те, к кому он смог дозвониться, с первых же его слов в очень вежливой и завуалированной форме помочь ему отказались, сетуя на «крайнюю занятость» и плохое самочувствие. Кроме слов сочувствия, он ничего утешительного не услышал.
Якубов с досады бросил на рычаги телефонную трубку и взглянул на часы. Шел третий час ночи. Он понял, что рассчитывать на помощь высоких покровителей уже бесполезно. «Ну что ж, — подумал генерал, — мудра восточная пословица: «Покинутого покойника укладывают в табут[5] без слез».
Утром хмурый и не выспавшийся он молча передал Матвееву ключи от сейфа и письменного стола. Уходя из кабинета, коротко бросил:
