— Значит, порядок, — заключил веснушчатый парень тихим, охрипшим от курения голосом. — Слушай внимательно. Слушаешь?
— Да.
— Будешь следовать за мной на расстоянии метров пятидесяти… Нам нужна улица Адриана, по ту сторону водонапорной башни. Зеленые ворота, деревянные, прогнившие, на них белая дощечка, желтыми буквами написано: «Осторожно, злая собака». Чтобы ты не пропустила дом, я остановлюсь возле него на минутку, вроде бы завязать шнурки на ботинках, а потом пойду дальше. Внимательно посмотри на дощечку: белая, буквы желтые. Если она висит косо, на одном гвоздике, не останавливайся, не разглядывай дом, иди дальше. Значит, что-то неладно. Если же прямо и все четыре гвоздика на место, дойди до угла, вернись назад и войди в ворота. Тебя встретит девушка с тарелкой винограда в руках. Договорились?
— Договорились.
— Тогда порядок. Я пошел.
Он щелчком отбросил окурок, который отлетел далеко и упал в аллее, встал, сорвал обертку с книги, смял ее и кинул в воронку от бомбы, потом двинулся вверх по аллее в сторону бульвара. Дана подождала, пока он отойдет на приличное расстояние, поднялась со скамьи и медленно пошла за ним следом. Она испытывала чувство облегчения. «Значит, ничего серьезного не произошло. И не стоило переживать, — думала она, идя вверх по аллее с книгой под мышкой. — Мое вынужденное безделье кончилось. Я очень рада… Мне, наверное, дадут новое задание…» Но по мере того как она шла все дальше и дальше по аллее вслед за юношей, который двигался не спеша, иногда притопывая, словно танцуя, в ней поднималось другое, более глубокое и упорное чувство, беспокойство, оно ознобом прошло по телу. «Сумеют ли эти ребята обеспечить безопасность дома, где мы соберемся? — спросила она себя, ускоряя шаг, чтобы не потерять из виду веснушчатого парня. — Надо быть начеку. Надо… В последнее время полицейские распоясались. И даже днем…»
Когда Дана вошла в темную комнатку с низким облупившимся потолком, тихие голоса разом умолкли и все взгляды устремились к ней. На стульях и кровати сидели несколько человек, юношей и девушек, чьи лица было трудно различить в скудном свете, сочившемся сквозь тюлевые занавески из квадратного оконца. За столом, держа газету, сидел Валериу, секретарь организации, высокий худощавый юноша, остриженный наголо, как новобранец, с карими глазами, добрыми и спокойными. Он тоже посмотрел на вновь пришедшую. Валериу был в рубахе военного образца, жесткой и мешковатой, с расстегнутым воротом, в потертых темно-синих штанах, обмахрившихся снизу, на ногах — потерявшие форму солдатские ботинки, в дырках и заплатах. Никто не знал его настоящего имени. Валериу, и все тут. Никто не знал, где он живет, чем занимается. Дана предполагала, что он новобранец, а по специальности — механик или слесарь. Военная рубашка, стрижка под нулевку, покрытые ссадинами руки со следами машинного масла, особенно заметными в складках кожи и под ногтями, — все это делало ее догадку довольно правдоподобной.
