— Это саботаж, домнишоара! — вынесла суровый вердикт заместительница директора, страшно взволнованная тем, что неприятный инцидент произошел в ее гимназии. — И неудивительно, что виновница ты, Дана Георгиу, ведь именно ты пререкалась с домнишоарой Лиззи Хинтц, учительницей немецкого языка. Мы примем меры… Крутые меры…
Дана стояла молча, опустив голову, спокойно и невозмутимо, почти не слушая. Чтобы занять руки, девушка развинчивала и свинчивала самописку. Грудь ее слегка подрагивала под черным сатиновым фартуком, и это заметил немецкий офицер. Откинувшись на спинку кресла, Клаузинг с чопорностью, призванной внушать почтение и даже трепет, тщательно протирал носовым платком стекла очков, а глазами, блекло-голубыми, почти бесцветными, близоруко обшаривал девушку, восхищенно осматривал ее о головы до ног.
— Извините, пожалуйста, господин офицер! — заискивающе блеяла заместительница директора, раболепно склоняясь перед немцем, как перед лицом весьма высокопоставленным. — Примите во внимание, поймите, происшествие невозможно было предвидеть…
— О, ничего страшного, фрау директор, ничего страшного! — успокаивал ее Ганс Клаузинг. Сверхэлегантным жестом он насадил на нос очки, не сводя глаз с Даны. — Такая красивая фрейлейн может делать ошибки, мы сердиться нет. Пофторим лекция другой раз… Как зовут тебя?
Дана не ответила. Даже головы не подняла. Она крутила в руках колпачок самописки, всем своим видом бросая вызов тем, кто ее допрашивал.
— Скажи господину офицеру, как тебя зовут! — резким тоном приказала заместительница директора, вскочила, обогнула стол, за которым сидела, схватила девушку за плечо и встряхнула так, что Дана чуть не упала.
— Скажите сами, если считаете нужным, — флегматично ответила Дана. — До свидания! — И она стремительно вышла из комнаты, хлопнув дверью.
— Нахалка! — крикнула ей вслед заместительница директора.
На следующее утро Дану снова вызвали в канцелярию. В кресле, где накануне сидел немецкий офицер, расположился мужчина лет сорока пяти, коренастый, рыжий, всклокоченный, с сильно помятым лицом, словно только что со сна. Он был в коричневом костюме, довольно невзрачном, потертом и засаленном, в поношенных, заляпанных грязью сандалиях.
— Ты — ученица гимназии Дана Георгиу? — спросил он, глядя на нее в упор блестящими, как стекляшки, глазами.
— Да.
— Я хочу задать тебе кое-какие вопросы по поводу вчерашнего происшествия. Можно?
— А что такое вчера случилось? — притворилась удивленной Дана.
