Дана остановилась, раскрыла книгу, полистала, не зная, на что решиться, сунула ее опять под мышку и, по-прежнему встревоженная, еще раз прошлась по бульвару под каштанами, от здания театра до вокзала. Повернула назад, дойдя до перекрестка центральной аллеи с боковой, ведущей к порту, снова остановилась и внимательно огляделась, желая удостовериться в том, что за ней никто не следит. Но ни один из редких в этот час прохожих не обращал на нее внимания. Приземистый, толстый человек, в соломенной шляпе, с пиджаком, перекинутым через руку, шел не спеша, уткнув нос в газету. Он, видимо, был погружен в сенсационные новости газетных колонок, не замечал ничего вокруг и потому чуть не налетел на дерево. Две босоногие девчушки в цветастых, выгоревших платьицах с трудом тащили за ним корзину, полную огурцов и кукурузных початков. Они то и дело останавливались, измученные непосильной ношей, и отдыхали в тени каштанов; понурые и молчаливые, они не разговаривали друг с другом, словно не были знакомы. По противоположной стороне, вдоль разрушенных домов, еще дымившихся после бомбежки, торопливо шел немецкий солдат, долговязый, белобрысый, в рубашке защитного цвета с засученными рукавами и расстегнутым воротом, с рыжим кожаным ранцем за спиной; он спешил на вокзал, боясь, видимо, опоздать на поезд, и часто поглядывал на часы.
Некоторое время Дана следила за ним, не упуская из виду и толстяка, читавшего газету, затем, убедившись, что никто ею не интересуется, двинулась вниз по широкой боковой аллее прекрасных могучих тополей. Ей хотелось где-нибудь присесть, передохнуть, успокоиться, чтобы потом вернуться на центральную аллею и оттуда пойти домой. Сделав несколько шагов, она увидела в глубине серого от пыли кустарника скамейку, старую, сплошь изрезанную и исписанную. Осторожно сев, чтобы не помять платья, она положила книгу рядом и, откинувшись на шаткую спинку, несколько минут смотрела на парк, раньше такой ухоженный и наполненный ароматом роз, а теперь запущенный и глухой, изрытый воронками, с выкопанными там и сям щелями, где люди укрывались во время воздушных налетов.
Перед мысленным взором девушки вдруг ожила сцена ее первого свидания; оно состоялось на этом самом месте, может, даже на этой скамейке, во всяком случае, на первой от вокзала аллее. Три года назад, в начале лета, Санду, тоже гимназист, остановился здесь, в парке, по дороге в порт, куда он нес котелок с едой отцу, работавшему клепальщиком на судостроительной верфи, и дождался Дану, с которой заранее договорился о встрече; он передал ей записку — первое в ее жизни любовное послание. С каким трепетом развернула она записку! Как лихорадочно пробежала глазами строки, написанные четким, красивым почерком, в которых он искренне, но робко и неумело открывал ей свои чувства!.. «Как давно это было! — подумала Дана, грустно глядя на одичавший парк. — Как много событий произошло с тех пор!»
