— Каким образом?
— Тебе ничего не советовал по этому поводу дядя Вилли?
— Да, он писал… что, если Гольдблат согласится уехать в Германию, ему там дадут звание ценного еврея и он сможет в полной безопасности продолжать свою работу. Но под руководством отца.
— Значит, твой дядя будет огорчен, когда узнает, что ты поссорился с дочерью профессора.
— А какое ему дело?
— Ну как же! Ты мог бы содействовать приезду в Германию ценного человека, соблазнив его дочь. И дядя Вилли был бы в восторге от своего племянника.
— Ты что, действительно считаешь меня негодяем?
— Нет, почему же? Если рейху нужен ценный еврей, надо делать то, что нужно рейху.
— Ты как-то странно изменился, Иоганн. Почему?
— Ты тоже. И возможно, оттого, что мы оба начинаем думать так, как полагается думать наци.
— Но это отвратительно — то, что ты мне сейчас говорил.
Вайс пожал плечами.
Генрих задумался. Потом спросил:
— Значит, ты советуешь мне не уезжать отсюда и стать если не зятем, то хотя бы учеником Гольдблата?
— А что тебе говорил Функ?
— Он требует, чтобы я не медлил с отъездом.
— Тогда что ж, тогда у меня к тебе одна просьба: скажи Функу, что берешь меня с собой.
— Я и не мыслю иначе. Какие могут быть препятствия?
— Но ты так ему скажешь?
— Без тебя я не поеду, — твердо заявил Генрих, — ты сейчас единственный близкий мне человек. — Улыбнувшись, он проговорил: — Я даже не могу понять: ведь знакомы мы всего несколько месяцев, а у меня такое ощущение, будто ты мой лучший друг.
— Благодарю тебя, Генрих, — сказал Иоганн.
Генрих пожал протянутую руку, помедлил и обнял Вайса…
Рано утром, как всегда точно, минута в минуту, Иоганн Вайс подал машину к подъезду.
Функ приказал ехать в гавань.
Последние переселенцы должны были отправиться по железной дороге. Несмотря на это, Функ, пользуясь ранее выданным ему пропуском, каждый день посещал Рижский порт, обходил причалы и просил Вайса фотографировать его на фоне портовых сооружений.
Развалившись на сиденье, Функ заметил одобрительно:
— Аккуратность и точность — отличительная черта немца. Ты был вчера вечером у Генриха Шварцкопфа?
— Да, господин крейслейтер.
— Кто еще там был?
— Дочь профессора.
— Как провели время?
— Берта и Генрих поссорились.
— Причина?
— Генрих дал ей почувствовать свое расовое превосходство.
— Мальчик становится мужчиной. При тебе звонил профессор?
— Да, господин крейслейтер.
— У Генриха испортилось настроение после разговора с профессором?
— Нет, господин крейслейтер, я этого не заметил. Но он был взволнован.
