— Конечно, мой император, — поклонившись, ответил тот.
До конца дней своих Август будет облачаться в траур в годовщину поражения. А сейчас он согбенный, опирающийся на своих рабов, идет в спальню. Бредет туда, чтобы прилечь и подумать над тем, что произошло, а может, над тем, что ему посоветовал Марк.
Сципион стоял у выхода из дворца, рассматривая, почти не моргая, мраморную статую бога войны Марса, когда к нему подошел Марк.
— Как все прошло? — не поворачиваясь к собеседнику, проговорил он.
— Прошло так, как и задумано. Он согласился на то, что я ему предложил. Осталось найти полководца. Кстати, как там наш подопечный?
— Жив. Почва подготовлена, нужно теперь ждать, когда взойдет урожай. Только вот меня смущает одно.
— И что может смущать тебя, Сципион? Или лучше называть тебя Абигор?
— Не имеет значения. Ваше право называть меня так, как вам заблагорассудится. А смущает меня вот что: не захочет ли он, когда подрастет, славы большей, чем мы ему дадим? И не выйдет ли он из-под нашего контроля? Сами понимаете, что оплошность будет дорого нам стоить. Ваш брат вряд ли одобрит то, что мы затеваем.
— Слава, мой друг Абигор, — штука коварная. Вар хотел славы, он ее получил: теперь о нем знает весь Рим. Мало того, он, сам о том не ведая, прославил свое имя в веках. Разве не о такой славе он мечтал? Я исполнил его желания. По заслугам и награда. А об остальном не думай. Ты воин. Тебе ли думать о таких мелочах?
Прошло три месяца с того момента, как Рим узнал о страшном и позорном поражении. Поражении от того, кто должен был пресмыкаться при одном только слове, да что там слове — при одной только мысли о вечном городе. Многое изменилось за это время в империи. Но мог ли знать об этом Корнелий, который в беспамятстве, болтаясь на волоске между жизнью и смертью, провел это время на койке под присмотром тех, кого смог вывести из проклятого Тевтобургского леса?
Что может быть важнее для хороших командиров и воинов, чем слава, успех и вкус победы? Наверное, ничего, не считая благородной смерти на поле боя за правое дело во имя Рима. Только вот сейчас для Корнелия все обстояло немного иначе. Предательство и осознание того, что он, зная все это, не осмелился ослушаться Вара и повел на гибель своих людей, не давало ему покоя. Не такой участи он хотел для своих солдат.
«Ну, вот до чего довело тебя твое самолюбие, мерзкий ублюдок! И сам подох, ничтожная самоуверенная скотина, и людей погубил! Я говорил, что надо было дождаться подкрепления. Привел бы Тиберий свои легионы, мы бы не угодили в эту западню! Да и вряд ли бы он позволил тебе командовать войском!» — думал Корнелий. Не в его силах было что-либо изменить, и из-за этого ему было тошно от самого себя. Из-за этого он не мог смотреть в глаза тем, кто сейчас был рядом с ним.
