Я убийца | страница 32
— Не слишком ли просто, — Сергей почесал затылок. — Ладно, пока с ним не поговорим, не узнаем.
— Поговорить, конечно, нужно. Да только вряд ли это он, — Станислав сделал глоток кипятка. — Сахара много положил.
Глава XIII
Оправдание виновного — приговор судье.
Публий Сир
Знаете, что такое беспомощность? Я думал, это когда ты прикован к собственной кровати. Оказывается, ошибался. Физическая беспомощность — это, конечно, неприятно, но ранит не так сильно, нежели, когда тебя выставляют виновным в том, чего ты не совершал. Передо мной сидят два следователя (Хлебалин и Самойлов), доводят до моего сведения, что я вылетел на встречную полосу, скорее всего, не справившись с управлением, и из-за этого потерял свою семью. Жена местного депутата и уважаемого человека Фролова Елизавета Викторовна подала на меня в суд за причиненный ей материальный и моральный ущерб (в аварии погибла ее любимая собачка, йоркширский терьер), а также за ущерб здоровью (она сломала руку и три ребра). Бедняжка лечилась в Германии и ходила к психологу, так как не могла долгое время оправиться от стресса. Они рассказывают мне о том, что в первую очередь была проведена судебно-медицинская экспертиза и что в моей крови обнаружен кодеин, который относится к запрещенным препаратам, хотя и содержится в некоторых лекарствах от простуды. Сразу дают понять, что опровергнуть это уже нельзя и что это станет отягчающим обстоятельством в суде. Говорят, что результаты следственного эксперимента, проведенного на месте аварии, и назначенной затем автотехнической экспертизы тоже оказались не в мою пользу. Что тут сказать? Если тебя упорно называют верблюдом, отплевываться бесполезно. Я слушаю рассказ об очевидцах, которые все как один утверждают, что я грубо нарушил правила и вылетел на встречку. Мне в лицо тычут фотографиями, на которых запечатлены искореженные автомобили. Что-то бормочут, словно разговаривают сами с собой. Я кручу на мизинце перстень с темным камнем. Его подарила мне жена в уверенности, что он принесет мне удачу, однако удача пока ко мне не спешит.
Мое внимание привлекает музыка из соседней палаты. Я невольно прислушиваюсь к ней вместо того, чтобы слушать этих двух холуев.
Прикрываю веки. Слез больше нет. Ничего нет. Я понимаю, что никто не хочет отвечать за смерть людей. Тем более, кто же знал, что я выживу? На покойников удобно все списывать. Нет человека — нет проблемы. Но я есть, я дышу и живу, и я проблема. Проблема для каждого из них. Я прекрасно знаю, как это делается. Пока я валялся в реанимации на больничной койке между жизнью и смертью, адвокаты суетились. Человек при таких связях и деньгах не будет биться за справедливость. Никто не будет. Я бы тоже не стал и поступил, наверное, так же. Но сейчас я по другую сторону баррикад. Хлебалин и Самойлов пытаются объяснить мне, что ждет меня дальше.