«К каждой свинье фельдполицейского не поставишь», говорили «хомяки» и каждый день выходили на свой мародерский промысел.
— Кушай, кушай студент — у нас этого мяса много! Мои парни пару дней назад во время рейда нашли в тылу «Иванов», подорвавшуюся на мине корову. За пять минут нарезали килограмм шестьдесят мяса. Так что голодать у нас не придется.
Весельчак Мартин, снова налил мне шнапса. Выпив его, я окончательно погрузился в состояние какой-то одурманивающей дремы. Пока мои камрады поднимали тосты, я заснул. Очередной раз, проснувшись, я вспоминаю о еде и с новой силой наваливаюсь, на сочный гуляш. Служба в батарее истребителей танков дает о себе знать. Пока я дремал, обер — фельдфебель докурил свою трубку. Он спрятал её в карман шинели, и на прощание пожал мне руку.
— Давай Петерсен — держись! — говорит он. — Как договорились, через пару дней я навещу тебя.
— Ах, да, вспомнил! — Я вспоминаю, что обещал нарисовать обер-фельдфебелю портрет его жены:-Я обязательно нарисую. Желаю вам герр обер-фельдфебель, удачи!
Краузе молча завернулся в шарф и, ежась, в предчувствии дьявольского холода, покидает подвал, скрываясь за клубами пара, который врывается с улицы.
В эти дьявольские дни, когда русская авиация утюжила наши укрытия, когда мороз косил нас сильнее вражеских пулеметов. Нервы были на пределе, и мы от собственных неудач срывались по любому пустяку. Было достаточно плохого слова, или даже косого взгляда, как в ход шли кулаки. Но сегодня впервые за несколько недель было весело. Играл трофейный патефон и обер-лейтенант Крамер даже разрешил выпить нам, чтобы разрядить нервное напряжение, и поднять иссякающий боевой дух.
Уже скоро выпивка закончилась, и мои новые камрады расползлись по спальным местам.
— Ну что Петерсен, пришла пора послужить делу великой Германии, — сказал он мне.
— Я готов, герр обер — лейтенант — приказывайте, — сказал я, стараясь прийти в себя.
— Мне хотелось бы знать, как ты Петерсен, представляешь себе нашу службу, — спросил офицер, закуривая очередную сигару.
— Я солдат! Я выполняю то, что мне приказывает мое командование. — Я готов умереть ради родины и нашего фюрера.
— Ты глупец! Тебя ни кто Петерсен, не просит умирать ради родины и фюрера! Тебе это делать не надо. Для этого есть другие. Твоя задача — рисовать. Рисовать карты, рисовать огневые точки противника. Фиксировать на картах передвижение войск и смену позиций. Ну, а в свободное время, которого у тебя навалом, можешь рисовать для камрадов и голых баб. Только не рисуй того, что ты нам показывал. Это камрад война. А на войне не всегда ты можешь делать то, что ты хочешь. Найди, твою мазню штурмбанфюрер Крамер, и тебе — конец. Запомни — война с русскими, это тебе не вечерняя прогулка по Унтер ден Линден. Запомни малыш, — русские — это не французы и не поляки. Убить русского невозможно. Русский мертв только тогда, когда похоронная команда зароет его в землю на глубину лопаты. Даже непогребенный, русский солдат опаснее живого. Истекая кровью, многие «Иваны» выдергивают чеку гранаты и кладут её под себя. Так погибли многие наши парни из похоронных команд. Перевернув труп, они подрывались на таких вот русских «сюрпризах». Ты разведчик, и твоя жизнь принадлежит не фюреру, а мне. Я твой командир! Ты меня понял?
