Мой собеседник поначалу, кажется, не понимает, как я могу абсолютно равнодушно и, похоже, с радостью выслушивать неоднократно повторяемые им предупреждения, однако наконец осознает, что я пытаюсь получить сведения о районах, где встречаются тигры, как раз для того, чтобы отправиться туда и даже расположиться там лагерем, а не для того, чтобы обойти эти места стороной, как он мне советует сделать.
Скорее всего, он таки приходит к выводу, что этот француз и в самом деле такой чокнутый, каким его считают.
С годами я приучился опасаться животных в гораздо меньшей степени, чем опасаюсь людей. В течение жизни мне слишком часто приходилось слышать от разных людей о том — якобы огромном — риске, которому я себя подвергаю, намереваясь пересечь районы, в которых полно медведей гризли, белых медведей, волков и других диких животных, считающихся очень опасными.
Я не раз сталкивался с такими животными. Мне встречались в дикой природе медведи гризли, белые медведи (канадские власти даже обязали меня взять с собой оружие, когда я попросил у них разрешение пересечь Гудзонов залив), волки, лоси (которые во время гона становятся очень вспыльчивыми) и многие другие дикие животные — рыси, пумы, росомахи… Однако более чем за тридцать лет путешествий я могу вспомнить всего один опасный инцидент, происшедший со мной при встрече с медведем, и это позволяет мне считать невысокой степень опасности, которую представляют собой дикие животные. Того медведя я убил, потому что тогда сложилась ситуация «либо я, либо он» и моя годовая дочка тоже подверглась смертельной опасности. Я ненавижу вспоминать тот момент, когда безжизненное тело этого косолапого животного рухнуло передо мной на землю. Я без каких-либо сомнений могу умертвить рыбу, куропатку, утку или оленя карибу, чтобы утолить свой голод их плотью, благодаря при этом, как поступают индейцы, природу за то, что она преподнесла мне такой подарок. А вот убить медведя, плоть которого несъедобна, — это для меня нечто невыносимое, и я отношусь с презрением и отвращением к охотникам, которые убивают диких животных только ради того, чтобы потом сфотографироваться рядом со своим трофеем.
Когда я вместе с друзьями-оленеводами охотился на диких баранов в Верхоянских горах, мы обнаружили обезглавленное туловище крупного барана-самца, убитого охотником с вертолета. Этот охотник забрал с собой всего лишь трофей в виде головы барана, оставив тушу воронам. Мы поступали как раз наоборот, а именно оставляли природе единственную несъедобную часть этого животного — рога. Это был в высшей степени символичный случай, демонстрирующий пропасть, которая разделяет два мира — мир таких вот гнусных охотников и мир тех людей, к которым принадлежу я и которые относятся к природе с величайшим уважением, осознавая, что необходимо поддерживать в окружающей среде установившееся в ней равновесие.
