Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками | страница 26
Хэппи и Кали (две самые молодые собаки во всей упряжке, являющиеся детьми Квест) вызывают у меня удивление. Они размещены в паре, и невозможно не заметить, как они, неизменно глядя прямо перед собой, стараются изо всех сил.
— Хорошо, Хэппи! Хорошо, мой Кали!
Братья приподнимают морды, показывая тем самым, что услышали и оценили мою похвалу. Остальные собаки тут же, словно невзначай, поворачивают головы, чтобы напомнить мне о своем существовании. Это их немного холуйское поведение наводит меня на размышления о политике (к сожалению, путешествуя по заснеженной глуши, очень часто сбиваешься на посторонние мысли), в частности о политических сборищах, на которых каждый пытается привлечь к себе внимание шефа, восторгается сделанными им заявлениями и всячески старается добиться хоть немного признания по отношению к своей особе.
— Да-а, хорошо, мои собачки!
Я перечисляю одну за другой их клички, однако не повторяю похвалу, потому что они, в принципе, не сделали ничего особенного. Комплименты, как и упреки, ценны только в том случае, если их используют редко и, самое главное, уместно.
Увлекшись наблюдением за собаками и высматриванием возможных следов тигра на снегу, я не оценил должным образом крутизну склона, по которому уже начал спускаться. На этом склоне имеется длинное углубление, чем-то похожее на бобслейную трассу, и именно по этому углублению — опасному тем, что его поверхность полностью покрыта льдом, — мы сейчас и движемся. Собаки, увлекаемые скоростью движения саней, становятся неуправляемыми и бегут все быстрее и быстрее. Я наваливаюсь всем своим весом и использую всю свою силу для того, чтобы заставить тормоз впиться в грунт, однако при температуре сорок градусов ниже нуля лед стал твердым, как бетон, и от моих усилий очень мало толку.
Я начинаю бояться за собак, да и за самого себя. Вскоре случается неизбежное: двигаясь на огромной скорости, я больше не могу управлять санями. Их заносит на замерзшем грунте, и, натолкнувшись на ледяной выступ, они переворачиваются. Я тяжело падаю, но не выпускаю рулевую дугу, пытаясь, по крайней мере, не допустить того, чтобы сани, продолжая двигаться вперед, наехали на собак. Я знаю, с каким доверием собаки ко мне относятся, и на мне лежит забота об их безопасности. Мне не следует направлять их на тропинки, на которых появляется риск утратить управление санями. Я бы очень сильно на себя разозлился, если бы эта конструкция весом в сотню килограммов наехала сзади на моих четвероногих друзей. Они стеснены упряжью в своих перемещениях, и им не так-то просто уклониться от стремительно надвигающихся саней. Поэтому я упорно пытаюсь сдерживать сани, но при этом неровности обледеневшего грунта считают, так сказать, мои ребра. Якорь, болтаясь на конце веревки, шлепается в нескольких сантиметрах от моей головы, угрожая ее пробить. Я высвобождаю одну руку (другой я по-прежнему цепко держусь за рулевую дугу) и блокирую якорь между санями и обледенелой поверхностью земли. К скрежету тормоза, вонзающегося в лед, добавляется длинный вопль, который я издаю, приказывая собакам остановиться:
