Оказавшись сколько-то дней назад в степи, я опасался, что на грунте будет попадаться много камней, однако их здесь мало, а потому мы движемся быстро и без каких-либо толчков по красивой смеси травы, снега и очень мелкого песка. У меня наконец-таки перестала вызывать беспокойство поверхность, по которой мы едем, но я все еще опасаюсь ветра, присутствие которого чувствую повсюду. Как будто он за мной наблюдает, все еще сомневаясь, позволить мне проехать или нет.
«Позволю ли я тебе ехать дальше, мой маленький французик? Позволю ли я тебе пересечь эту степь, не продемонстрировав свою мощь?» Вот что шепчет ветер мне на ухо, и я слышу, как он начинает дуть — все еще нерешительно, но уже достаточно сильно для того, чтобы пригнуть траву. А затем все более и более сильными порывами принимается терроризировать беззащитную степь.
Я люблю холод, но ненавижу ветер. Однако я ни в коем случае не говорю этого, чтобы не вызвать его гнев…
В течение всего дня ветер свирепствует, но не очень сильно. Я пригибаюсь, и мы мчимся, мчимся, мчимся… Еще немногим более ста пятидесяти километров — и нас встретят горы и деревья. Там ветер пусть дует столько, сколько ему угодно, чтобы показать мне, на что он способен. Находясь в глубине спасительного леса, который я просто обожаю, я буду слушать, как ветер завывает в ветвях. Однако мы находимся еще далеко от этого леса — настолько далеко, что нигде, аж до самого горизонта, не видно никаких изменений в рельефе местности. Путешествуя по пустыне, я начинаю видеть миражи — стволы деревьев и горы, которых на самом деле вокруг нет. Да уж, деревьев мне очень недостает. Хотя в этой степи мне частенько удавалось встретить в деревнях и юртах тепло, которое мне в лесу обеспечивают деревья, все-таки вот уже две недели, как я не видел ни одного дерева. И я мечтаю о том, как разведу костер. Огромный костер.
— Живее, мои собачки! Живее!
Мы мчимся по степи. Мчимся по степи туда, где лес.
К концу дня окружающий меня пейзаж меняется. Собаки, как мне кажется, шутя преодолевают небольшие неровности местности. Они лишь в крайних случаях позволяют мне сходить с полозьев саней и бежать, держась за рулевую дугу, чтобы как-то помочь, когда они движутся в гору.
— Не надо этого делать! Не надо! — как мне кажется, говорят они. — Побереги силы до того времени, когда мы окажемся в настоящих горах.
Они бегут с равномерностью метронома, и я могу часами восхищенно наблюдать за их бегом, ни на что не отвлекаясь. Мне нравится этот хорошо отрегулированный механизм, который наводит на мысли о футбольной команде, действия которой обычно идеально скоординированные и эффективные.
