Член партии большевиков с марта 1920 года. Секретарь партийной ячейки Новороссийского порта. В 1920–1922 годах находился в загранкомандировке в Турции по линии Разведупра Штаба РККА. В 1926 году окончил Институт востоковедения; во время учебы в 1925-м был секретарем правительственной комиссии, которая принимала Северный Сахалин от японского командования.
В июне 1926-го — августе 1927 года работал в Западном Китае. В 1927–1931 годах в Турции — в Константинополе и Смирне — оперативный работник по экспорту и импорту. С 1932-го состоял в распоряжении IV Разведывательного управления Штаба РККА. В 1932–1934 годах вновь работал в Турции.
В 1934 году назначен помощником начальника пограничного разведывательного пункта Белорусского военного округа. В ноябре 1934-го — декабре 1937 года находился в Австрии. В 1937–1939 годах состоял в распоряжении Разведупра РККА. В августе 1939-го — сентябре 1940 года — старший преподаватель кафедры страноведения 2-го факультета Военной академии имени М. В. Фрунзе. Полковой комиссар (1940). С сентября 1940-го — начальник кабинета Ближнего Востока Высшей специальной (разведывательной) школы Генштаба РККА.
Автор «Учебника турецкого языка» (1944) для этой школы. Владел французским, румынским, турецким и английским языками. Полковник интендантской службы.
Награжден орденом Красного Знамени (1944)[121].
Во всех известных официальных документах Федор Гайдаров числится русским, но, судя по его настоящей фамилии — Гайдаржи — и месту рождения — окрестности Измаила, по крови он мог принадлежать к гагаузам — немногочисленному народу тюркского происхождения, которых часто для простоты понимания называют «православными турками». В данном случае национальная принадлежность — принципиально важный момент, потому что ни евреи Ревзины, ни латыш Аболтиньш не говорили на языке страны, в которую их отправили с тайной миссией. Это совсем не удивительный и не редкий случай. Подобная практика была чрезвычайно широко распространена в советских спецслужбах на всем протяжении их существования, но главным образом, конечно, в начале пути. Разведчики вынуждены были либо искать себе переводчиков, что чаще всего случалось в восточных странах, языки которых особенно трудны для освоения, либо находить двуязычных агентов из числа местных жителей, а сами они при этом оставались в языковой среде какой-либо иностранной диаспоры. Самым ярким примером такого подхода к делу может служить случай Рихарда Зорге, который успешно работал три года в Китае, а затем восемь лет в Японии именно по такой схеме: располагал двуязычными агентами из числа китайцев и японцев соответственно, постоянно находясь в обществе иностранных журналистов и дипломатов и свободно владея лишь немецким и английским языками. Кстати говоря, постоянно встречающаяся в анкетах разведчиков формулировка «свободно владеет» каким-либо языком, как правило, имела крайне слабое отношение к действительности. У того же Зорге было записано, например, что он, помимо перечисленных выше языков, свободно изъясняется и по-русски, и по-японски, что в реальности являлось сильным преувеличением.
