— И квитанцию выписываете?
— А как же. — И, не выдержав, священник проговорил: — А вы бы… Простите, как вас величают?
— Антоном нарекли.
— Так вот, любезный Антон, вы бы поначалу поинтересовались, что значит соборовать, а потом уж мздоимством-то интересовались…
— У меня, Андрей Васильич, свои отсчеты. От вознаграждения отталкиваюсь… Скажем, стакан семечек: ему цена грош, и пользы — ноль. Одно засорение желудка. А икорочка черная — другой коленкор. И цена. И польза соответственно…
— Легко вам жить, Антон, — примирительно произнес священник.
— Не жалуюсь, не усложняю. — Клямин, поддерживая разговор, старался приглушить блатную интонацию. Ему священник нравился.
Снегирев сидел, сомкнув замком пальцы с выпуклыми янтарными ногтями. Глаза его с умным прищуром стягивали к уголкам веер мелких белесых морщин, как это бывает у людей, любящих открытое солнце. Полосатый, далеко не новый пиджак мягко облегал его, видимо, крепко сбитый торс и широкие, покатые плечи. Из кармана пиджака торчала авторучка. «Точно как наш Мамай, — вспоминал Клямин начальника колонны. — Сейчас спросит, сколько привез выручки за смену, ну точно. Ай да поп».
Гриня наливал в миску бензин и тщательно промывал каждую деталь, прежде чем вручить Клямину. Круглое лицо молодого человека было исполнено выражения самого предельного внимания и благодарности за порученное. Клямин делал свое дело споро. Иной раз он даже не глядел на руки, демонстрируя высшее мастерство и уверенность. Он тяготился молчанием. И вместе с тем непривычная робость сковывала его нетерпеливую натуру…
— А я знаю, что такое соборовать, — осмелился Гриня и застенчиво улыбнулся.
— Ну?! — обрадовался Клямин.
— Когда моя бабка болела, она вызывала батюшку. В грехах каялась, — лукаво продолжал Гриня.
— Сразу и в грехах, — покачал головой Снегирев. — Твоя бабушка была женщина скромная. Труженица. Передовой человек в колхозе…
Клямин присвистнул сквозь неплотно сжатые зубы:
— А что, Андрей Васильевич, может, вы тоже планом озабочены?
Снегирев засмеялся громко и коротко:
— Дела мирские, любезный, церкви не чужды. А что, Антон, напряженный у вас нынче план?
— Везу понемногу. Куда деться! Шестьдесят рублей в смену, — ответил Клямин.
— Да, тяжеловато, — поддакнул священник.
— А что легко? — вставил Гриня. — Пока я права автомобильные получал, нагляделся. Легко, думаете?
— Трамблер оботри насухо. — Клямин досадовал, что специалист Гриня нарушил живой разговор.
— Тяжеловато, — продолжал Снегирев. — Я, бывает, когда в город приезжаю, робею. Пешеходы, автомобили. Думаю: «Пронеси, Господи, без осложнений…»
