– Перестань! Сейчас же перестань! – ругается мама. – Ну что с тобой такое?
– Мои волосы смеются, – говорю я.
Мама усаживает меня себе на колени. И больно дергает за волосы, разделяя их на пряди.
Она силком тащит меня к раковине и докрасна скребет кожу на голове куском грубого черного мыла, пока мой плач не останавливает ее. А потом мне запрещают играть с Канделарией. И даже разговаривать с ней. Нельзя, чтобы она меня обнимала, нельзя жевать все еще хранящее тепло ее слюны белое облачко жвачки, что она пальцами достает у себя изо рта и перекладывает в рот мне, нельзя, чтобы она нянчила меня на коленях, словно я ее дитя.
– Никогда больше, поняла?
– Почему?
– Потому.
– Почему – потому?
– Потому что мне не разрешают! – кричу я с выходящего во двор балкончика, но, прежде чем успеваю что-нибудь добавить, меня втаскивают в комнату.
Канделария во дворе прислоняется к стене и покусывает ноготь большого пальца, либо, подобно аисту, стоит на одной ноге, либо, сбросив пыльные туфли со смятыми задниками, похожие на домашние шлепанцы, чертит большим пальцем ноги круг на плитках, которыми выложен двор, либо тащит жестяной таз с выстиранной одеждой к протянутой на крыше бельевой веревке, либо садится на корточки, словно играет в придуманную нами игру, и ее поношенные трусики вызывают в памяти мятую повязку, что была на бедрах у распятого Иисуса. Ее кожа – caramelo. Такая сладостная, что на нее больно даже смотреть.
11
Шелковая шаль, ключ, крутящаяся монета
– Шелковая rebozo? Из Санта-Марии? Да зачем она? Чтобы Селая подметала ею пол? Иносенсио, ты головой подумал? Ну к чему маленькой девочке шелковая шаль?
– Я пообещал Лалите, что однажды мы купим ее. Правда, Лала? – говорит Папа, стряхивая пепел с сигареты в кофейную чашку, тот падает в нее с шипением. А потом он запевает песню Кри-Кри об утке, щеголяющей в rebozo.
– Но, Иносенсио. Она же шелковая! Это слишком! – говорит Бабуля, убирая со стола чашку и ставя вместо нее «сувенирную» пепельницу с надписью «Аэромехико». – Эти шали стоят целое состояние. И вообще их больше не делают. Тут потребуется немаленькое везение.
– Это трудно даже здесь, в столице?
– Они исчезают. Если тебе нужна не подделка, то придется отыскать семью, готовую расстаться с ней. Какую-нибудь престарелую даму, которой очень нужны centavos, переживающую трудные времена. А знаменитых rebozos из деревень больше не сыскать. Порыскай по столице. По деревням. И поймешь, что я права. Все, что тебе попадется, так это туфта, которой торгуют на рынках. Фабричное производство.
