- А вы понимаете бабушкин почерк? – осведомился Луис.
- У нее прекрасный ровный почерк, каким нас учили писать в старое время, - вздохнул Шейнкман. – Сейчас так уже не пишут. Сейчас корябают как курица лапой, ничего не разберешь. Мне внуки пишут из Америки – я половину не понимаю из того, что они пишут. А нас по рукам линейкой били!
Луис дослушал тираду до конца и продолжил:
- А вы не смогли бы взять на себя труд перевести их на испанский? Я заплачу, - заторопился он, видя, что Сол открыл рот, чтобы что-то сказать.
Сол закрыл рот.
- Денег мне не надо, я не нуждаюсь, - сухо сказал он. – А перевести – попробую. Хотя придется кое-что вспомнить, все-таки я много лет этим языком активно не пользовался.
ПИСЬМА СЕНЬОРЫ МАРИИ.
…. боялась, что у Луиса будет гемофилия! Когда Катя забеременела, я была сама не своя. Знаете, как это страшно? Впрочем, что я вам говорю, конечно, вы знаете. Слава Богу, родился здоровый крепкий мальчик. Как странно любить внука. Я вспоминаю нашу бабушку и постоянно думаю о том, любила ли она нас? Понятно, что любила. Но почему она решила жить в такой дали? Я все понимаю, трудные отношения с сыном, с невесткой, глубокое презрение к их нездоровому, на её взгляд, увлечению мистикой, но уехать от внуков? Я смотрю на маленького Луиса - как от него уехать? Разве это возможно? Смотрю, не отрываясь, и представляю, каким он будет, когда вырастет – безумно хочется увидеть его взрослым. Мне же всего 45 лет, и я надеюсь увидеть его взрослым сильным мужчиной и даже погулять на его свадьбе, почему нет?! Никогда не видела такого красивого и такого разумного ребенка. Все время хочется говорить только о нем. Господи, какое счастье, что он родился здесь, в не самой благополучной и не самой богатой стране, но хотя бы вдали от театра военных действий. Да, девочки, в Европе опять война и опять с немцами. Все повторилось. Дюбуа рвется домой, в только что освобожденный Париж, Катя, естественно, хочет ехать с ним. Вот только Луиса я им не отдам. Нечего такой крохе …
… В кого пошла эта девочка? Насколько благоразумным был ее отец! Неужели в мать? Кошмар. Я часто думаю, что девочке отец нужен даже больше, чем мальчику. Но ее отец лежит на холодном снегу и смотрит незнакомым взглядом в сумеречное небо. Он меня больше не видит, он не слышит, как я плачу, как тормошу его, как чьи-то чужие руки отрывают меня от него, пытаются куда-то вести, но я не хочу, я вырываюсь от них и с плачем бегу, куда глаза глядят. Только потом я с удивлением обнаружу, что беременна, и, конечно же, оставлю ребенка. Я так надеялась, что это будет мальчик и что он будет похож на Андрея! Но это оказалась девочка и она похожа на меня. Такая же, прости Господи! Не удивлюсь, если и она мечтает, чтобы кто-нибудь взял, да и выпорол ее как следует ремнем, до кровавых рубцов на ягодицах. Не удивлюсь, если этот Дюбуа сечет ее по вечерам. Я, во всяком случае, думаю, что зря я ее не порола. Надо бы, может, польза была б.
