Клодет Сорель | страница 139
Я уж не говорю о том, что никому не могли помешать их прелестные дочери. Я немного побаивался обеих старших – уж больно снисходительны они были к маленькому нецарственному кузену. Весьма остерегался и острого языка младшей - Анастасии. О, эта в карман за словом не лезла никогда! She has a ready tongue[30], могла отбрить лучше любого брадобрея!
Лучшая из всех – Мария. С ее совершенным английским, на котором она говорила без малейшего акцента. Впрочем, у всех сестер этот язык был вторым родным, спасибо тете Аликс, которая разговаривала с ними только по-английски.
Я влюбился в нее сразу и бесповоротно, в ее подростковую неуклюжесть, в ее белый бант, которым она обожала украшать волосы, в ее обезоруживающую улыбку, в ее огромные глаза, цвета которых я никак не мог разобрать – то ли темно-серые, то ли светло-синие.
Ради нее я был готов на все.
На всё? Почему же тогда, когда наша эскадра стояла в Средиземном море, я не развернул дредноут Queen Elisabeth и не ударил 15-дюймовым главным калибром по большевикам, требуя вернуть любимую? О, да, представляю себе заголовки газет: 18-летний выпускник Королевского военно-морского колледжа объявляет войну Советской России! Это было невозможно. Но ведь и убийство детей когда-то тоже казалось невозможным.
Мария, любовь моя!
Мы погружаемся в теплую августовскую воду, в тягучую глубь моря. Говорят, перед
смертью человек вспоминает всю свою жизнь. Не знаю. Мне есть, что вспомнить, жизнь я прожил долгую, наполненную весьма разнообразными событиями. В ней были и взлеты, и падения, я достиг самых высот британского общества - разве что не стал королем, но это мне и не светило. Зато мой племянник, выращенный мной как приемный сын, стал принцем-консортом, мужем королевы. Есть чем гордиться старому лорду Маунтбеттену, носителю славной фамилии. Не зря прожита эта жизнь, что греха таить!
Но вспоминаю я сейчас только того смешного, неловкого от смущения британца, с которым были так милы дочери русского царя. Какое счастье, что в эту воду со мной погружаешься и ты, юная, навеки девятнадцатилетняя, большеглазая красавица. Мы уходим все глубже, и я не могу оторвать глаз от тебя, смотрю, как ты улыбаешься фотографу, но на самом деле я знаю: эта улыбка предназначена только мне. С этого момента – мне одному и навсегда. Здравствуй, любимая. Теперь нас никто и ничто не разлучит.
Но зачем, черт побери, нужно было убивать двух четырнадцатилетних мальчишек?!