Я разсказалъ объ этомъ случаѣ для характеристики напряженнаго состоянія, въ которомъ находилось еврейское населеніе, и, съ другой стороны, власти. Этотъ случай также характеризуетъ отношеніе нашего губернатора къ вопросу о погромахъ. Едва-ли другіе губернаторы оказались бы столь чуткими, и если бы этотъ инцидентъ произошелъ въ бытность губернаторомъ Мартынова, то, вѣроятно, не Мурковскій пересталъ бы быть учителемъ, а я пересталъ бы быть ученикомъ гимназіи. Среди евреевъ тревога продолжалась. Мой поступокъ принципіально одобрялся; получено моральное удовлетвореніе. Но, какъ это бываетъ всегда, многіе, въ особенности изъ «гвиримъ», находили, что я поставилъ въ опасность еврейское населеніе, что рѣзкая мѣра, принятая въ отношеніи Мурковскаго, можетъ вызвать неудовольствіе въ христіанскомъ населеніи и даже привести къ погрому, котораго Полтава до сихъ поръ избѣгла. Къ счастью, эти опасенія не оправдались. Мѣстное населеніе и полиція поняли, что погромъ губернатору не желателенъ, что погромная агитація имъ не одобряется, и ни погрома, ни агитаціи противъ евреевъ дѣйствительно не было.
Опытъ позднѣйшаго времени подтвердилъ, что, если погрома не желаетъ губернаторъ, то его не допускаетъ полиція, а если его не допускаетъ полиція, то его и не начинаетъ толпа.
Погромная полоса 1881 г. вызвала душевный переломъ у еврейской интеллигенціи. Но на Полтавѣ онъ мало отразился. Я уже касался характеристики еврейскаго населенія въ началѣ семидесятыхъ годовъ. Къ 1881 г. — за 10 лѣтъ — многое измѣнилось. Внѣшнее чисто формальное благочестіе еврейскаго населенія стало замѣтно ослабѣвать. Полтава соединилась желѣзной дорогой съ крупными центрами. Ильинская ярмарка стала все болѣе и болѣе терять свое значеніе. Пріѣзжихъ евреевъ изъ Литвы и Волыни стало меньше. Потребность въ литовскихъ меламдахъ уменьшилась, и у дверей гимназіи стало толпиться много еврейскихъ мальчиковъ. Хедера, въ особенности тѣ, гдѣ изучался Талмудъ, стали замѣтно пустѣть. Въ гимназію стали помѣщать дѣтей и такіе элементы, которые раньше не думали о просвѣщеніи; они и не преслѣдовали просвѣтительныхъ цѣлей. Ожидали льготъ по воинской повинности и стремились обезпечить лучшее будущее для дѣтей, вмѣсто перспективы стать приказчиками или ремесленниками. Гимназія и реальное училище стали заполняться мѣстными евреями. Но эти внѣшніе признаки просвѣтительныхъ стремленій ни въ какой мѣрѣ не отразились на внутренней жизни евреевъ въ Полтавѣ. Пала религіозная дисциплина, особенно у молодежи, не стало благочестія, но на ихъ мѣсто ничто иное не явилось. Осталась пустота. Для меня уже тогда было ясно, что свобода отъ религіозныхъ предписаній не является результатомъ культурности или прогресса, и что такая свобода безъ дѣйствительной культуры губительно дѣйствуетъ въ этическомъ отношеніи.
