Пока пациента подавали в операционную и давали наркоз, я быстро достал свой любимый учебник по ургентной хирургии и начал судорожно повторять этапы операции. Фух, вроде готов. В любом случаи, со мной будет более опытный врач, и, если что-то пойдет не так, он мне поможет, но волнения не убавилось. Зазвонил телефон в ординаторской.
— Поднимайтесь в операционную.
Мы с моим наставником зашли в предоперационную и начали мыть руки, но в этот момент в оперблок прибежала наша постовая медсестра.
— У нас в отделении больного в седьмой палате рвет. Я уколола ему метоклопрамид, но у него упало давление до девяносто на шестьдесят. Доктор, подойдите, гляньте, пожалуйста, пока вы не ушли в операционную.
Не без доли облегчения я потянулся за полотенцем, чтобы вытереть руки и спуститься обратно в отделение, но куратор сказал: «Рустам, обрабатывайся, начинай, а я сейчас быстро гляну и вернусь». В этот момент у меня задрожали коленки и прошиб холодный пот.
На ватных ногах я подошел к операционной сестре, надел стерильный халат, перчатки. В висках стучало, ладони потели… «Так, стой, ты же хирург. Ты много раз видел, как это делать, идеально знаешь ход операции, у тебя все получится. Возьми себя в руки», — пришлось строго с собой поговорить, поскольку я понимал, что деваться мне уже некуда. Обработались, обложили операционное поле. «Скальпель, пожалуйста». С богом!
Разрез по Мак-Бурнею, дошедши до брюшины, взял ее на два зажима, обложился стерильными салфетками. Выпота[12] нет, париетальная брюшина гиперемирована, аппендикс воспален. Резецировал червеобразный отросток, гемостаз, пересчет салфеток, швы на рану послойно, швы на кожу, асептическая повязка. Фух! Справился!
Выйдя из операционной, я посмотрел на себя в зеркало и увидел, что мой хирургический костюм был насквозь мокрым. Никогда прежде я так не потел. Вот что значит оперировать самостоятельно.
— Рустам, забирай историю. Теперь это твой больной. Ты же понимаешь: кто оперирует, тот и историю пишет.
— Конечно! — Улыбнувшись, я схватил историю и воодушевлено ушел в ординаторскую писать протокол операции.
Когда заходишь в операционную, все остальное становится бессмысленным: звуки, чувства, холод, жажда — все уходит на второй план. Ты не чувствуешь усталости, не чувствуешь боли — есть только ты и пациент.
В операционной все уходит на второй план, даже боль и усталость.
Когда я еще учился в университете, мне отчетливо запомнились слова одного профессора сказал: «У меня было множество пациентов, я спас тысячи людей, но многих и потерял. Прошли годы, все стерлось из памяти, смазалось, но я запомнил только два случая: первую операцию и первую смерть». Я помню, что, выйдя тогда с пары, я был очень впечатлен. Пошло много лет, и я могу сказать, что так оно и есть.
