Интересующий меня персонаж остановился возле информационного стенда и стал внимательно его изучать. Я же в продолжение разговора предположил:
— Да, конечно, на депутата я похож мало, но может быть я являюсь сотрудником силовых ведомств?
— В таком случае предъявите служебное удостоверение.
Я конечно же мог показать ей Федеральные корочки, но в мои планы входило не это. Цель была достигнута, я убедился и отчетливо теперь понимал, что у меня появился клиент на аудиенцию. Поэтому, не желая продолжать более бесполезный разговор, я вынул из кармана припасенный заранее жетон, вставил его — куда положено было вставлять — и беспрепятственно проследовал через турникет.
Спустившись вниз, я прошел вдоль перрона и, покинув пределы станции, стал углубляться внутрь тоннеля по ходу движения поезда. Пройдя метров двести, я заметил служебную дверь, запертую на одну личину. С натренированной ловкостью, с помощью имевшейся при мне всегда удобной отмычки, я отомкнул запор и зашел внутрь комнаты, оказавшейся хранилищем уборочного инвентаря и других необходимых для поддержания чистоты принадлежностей. Размеры помещения были достаточными, чтобы спокойно и рассудительно побеседовать с моим преследователем и обстоятельно выяснить у него мотивы, побудившие его оказывать мне столь пристальное внимание, а главное, уяснить на чьей стороне он работает. Все эти вопросы настолько занимали меня, что прислонив к двери ухо я стал ождать, когда же мимо пройдет прицепившийся «хвост». Я намеревался в этот же момент распахнуть дверь, резко втащить его внутрь, а уж в дальнейшем подробно и обстоятельно обо всем его расспросить. Как я умел это делать, стоит рассказать особо.
Мои методы ведения допросов отличались своей эффективностью. Я сначала всегда предлагал оппоненту излить душу и облегчить ее чистосердечным признанием, сделав это добровольно без каких-либо принуждений, словно на исповеди. Естественно, все наши представители преступного мира были настолько набожными, что считали себя воистину ангелами, спустившимися с небес, что само по себе полностью исключало наличие в их светлых душах, даже намек на отягчение ее каким-либо грехом. Поэтому всегда приходилось доказывать обратное, делать людям больно, а иногда, даже, и очень больно, после чего непременно они вспоминали, что оказывается не до такой степени все они не запятнаны и не безгрешны.
Однако минуты тянулись, но мимо двери никто не проходил. Это начинало меня раздражать, я никак не мог взять в толк причину такого непонятного мне тактического хода. Я уже стал догадываться, что меня перехитрили, и вслух, для себя, произнес:
