Но вернемся назад, в тот февральский день, когда Альбер высадил Габриэль из повозки возле приюта. На первый взгляд Обазин не должен был произвести на девочек какого-то ужасного впечатления: солидное старинное здание, красивые пейзажи, чистота, простор. Всё это не шло ни в какое сравнение с теми условиями, в которых они жили до сих пор. Внешне Обазин представлял собой великолепное зрелище: квадратные газоны монастырского сада, обрамленные живой самшитовой изгородью, с журчащим фонтаном в центре, исполненные суровой красоты древние монастырские здания с головокружительными скатами черепичных крыш. Внутри, правда, монастырь, как все его собратья, выглядел строго, даже аскетично: ни одного украшения на стенах, ни одной скульптуры в саду. Единственной составляющей красоты были объемы, единственным богатством — голый камень, вся прелесть постройки, как и во многих старинных зданиях, заключалась в пропорциях. Данный факт тоже нашел отражение в линиях одежды Коко Шанель (либо это отражение нашли желающие отыс-кать связь между знаменитой кутюрье и Обазином).
Тем не менее монастырь не пришелся Габриэль по душе, и она старалась потом не вспоминать о нем. Он был связан с предательством отца и родных, с отсутствием родного дома — пусть убогого, но своего; с постоянным присутствием посторонних детей и монашек, которые заставляли неукоснительно следовать ими прописанным правилам поведения. Свобода, которую Габриэль и ее сестры знали с младых ногтей, где бы они ни жили, вдруг исчезла. Не осталось места ни смеху, ни баловству, ни развлечениям, какими бы бесхитростными они ни были. С самой первой ночи девочка почувствовала, насколько изменилась ее жизнь: теперь ложиться спать она обязана вместе со всеми воспитанницами (в девять вечера надзирательница выключала свет и требовала абсолютной тишины), вставать также по расписанию, вместе молиться и петь в церковном хоре, учиться вести домашнее хозяйство и шить. Каждое нарушение наказывалось весьма строго. Ночью надзирательница, казалось, не спала совсем. Едва кто-то пытался шелохнуться, а тем более заговорить, как она бесшумно открывала окно в свою комнату, которое выходило в галерею с кроватями воспитанниц, чтобы застать их врасплох.
Так как монастырь находился в горах, девочек часто выводили за его пределы в своеобразный поход по окрестностям. Пейзаж не отличался разнообразием: сплошной зеленый лес и холмы, покрытые густой травой, как ковром. Монахини часто рассказывали о том, что располагалось в округе, например, о колокольне с неправильными сторонами или про пол в одном из коридоров, на котором были начертаны необъяснимые знаки, таинственная мозаика, каждый из составлявших ее рисунков, запечатленных в камне, был образован повторением одной и той же цифры. Позже и этому найдут применение: а как же, ведь духи Шанель — это именно цифры и в первую очередь повторяющийся от флакона к флакону знак. За свою жизнь Шанель выпустила три вида духов, которым в качестве названия был просто присвоен номер. Первые — номер 5, потому что Габриэль выбрала именно пятый аромат из предложенных на ее суд, вторые — номер 22, по году создания, и, наконец, номер 19 — в честь даты ее рождения. Есть ли здесь связь с цифрами Обазина? На самом ли деле Габриэль видела в них такую магию, волшебство, которые нельзя было не использовать в будущем? Узнать это невозможно, потому что Мадмуазель, как уже говорилось, предпочитала молчать о монастыре и тех годах, которые она провела за его стенами.
