И все же древних мыслителей не смущало существование необъяснимых на первый взгляд явлений, которые сложно было адекватно объяснить с помощью одного лишь разума. Эти таинственные явления приписывались воле множества богов. Богам следовало поклоняться с сопутствующими обрядами и ритуалами, их нужно было знать, но их нельзя было объяснить человеческой логикой. Рассказывая о достижениях античности и об упадке Римской империи, Эдвард Гиббон, историк XVIII в., то есть эпохи Просвещения, описывал мир, в котором языческие божества использовались в качестве объяснения фундаментальных природных явлений, таинственных, важных и пугающих:
Тонкая ткань языческой мифологии быта сплетена из материалов хотя и разнородных, но вовсе не дурно подобранных один к другому… Божества тысячи рощ и тысячи источников мирно пользовались своим местным влиянием, и римлянин, старавшийся умилостивить разгневавшийся Тибр, не мог подымать на смех египтянина, обращавшегося с приношениями к благодетельному гению Нила. Видимые силы природы, планеты и стихии, были одни и те же во всей Вселенной. Невидимые руководители нравственного мира неизбежно принимали одни и те же формы, созданные вымыслом и аллегорией[9].
Науке еще не было известно, почему сменяются времена года и почему земля регулярно умирает и возрождается. Древнегреческая и древнеримская культуры признавали чередование дня и ночи и времен года, но не объясняли его на основе экспериментов или чисто логически. Вместо объяснения предлагались знаменитые Элевси́нские мистерии, в которых разыгрывалась драма богини урожая Деметры и ее дочери Персефоны, обреченной проводить часть года в подземном царстве Аида. Участие в таких эзотерических обрядах позволяло людям узнавать о том, как времена года влияют на урожайность региона и на общество в целом. Аналогично, торговец, отправляющийся в путешествие, мог из опыта, накопленного его общиной, знать о приливах, отливах и морской географии, но он все равно стремился умилостивить богов, от которых, как он верил, зависят ситуация на море и безопасность его путешествия.
Появление монотеистических религий изменило баланс между разумом и верой, характерный для Древнего мира. Размышляя о природе божественного и о божественности природы, древние философы, как правило, не называли некой единой и главной фигуры или сущности, которой можно было бы поклоняться. Однако ранняя христианская церковь сочла, что подобные логические умозаключения заводят в тупик – или, в самом лучшем случае, могут служить разве что предвестниками откровений христианской мудрости. Скрытая реальность, над постижением которой трудился Древний мир, теперь считалась божественной, доступной лишь частично и косвенно – через поклонение при обязательном посредничестве церкви. Церковь на протяжении веков удерживала почти абсолютную монополию на знание, а знание заключалось в постижении священных ритуалов и Священного Писания, язык которых был понятен лишь немногим мирянам.
